Проклятие сумерек
Шрифт:
Она легко отбила удар. Случайно Гайфье схватил шпагу себе не по руке. Он был сильным мальчиком. Очень сильным для своих четырнадцати лет, но все же это оружие оказалось для него слишком тяжелым.
Уида не давала ему пощады. Клинок сиял в ее руке; эльфийка двигалась так красиво, что от нее невозможно было оторвать взгляд.
Гайфье прикусил губу, насупился. Он вкладывал в каждый удар всю силу, какую только мог собрать. Рядом с матерью подросток выглядел коротеньким и неуклюжим: Уида была очень высока ростом, выше многих мужчин, а Гайфье, помимо
– Я прикажу выгнать твоего учителя фехтования, – смеясь, произнесла Уида. – Он ничему тебя не учит.
– Неправда, – сквозь зубы проговорил мальчик, – неправда! Берегитесь, матушка!
Он решился, несмотря на неудачную шпагу, попробовать на матери прием, который разучивал уже неделю. Обманное движение влево, а затем стремительная атака снизу вверх.
Смуглое смеющееся лицо Уиды мелькало перед его глазами, отвлекало. Ее раскосые глаза метали зеленые искры; казалось, отсвет этих искр бегает по стенам комнаты.
«Сейчас!..» – подумал мальчик.
И в этот миг вошел отец.
На Талиессине был костюм для верховой езды; от него пахло псарней, в волосах регента застряла солома.
– Вот вы где, – обратился он к супруге. Мимоходом поцеловал Эскиву в макушку, кивнул няньке, потрепал за щечку фрейлину и повернулся к жене и сыну.
И в тот же миг Гайфье перестал существовать для Уиды. Она бросила шпагу на пол, отвернулась от покрасневшего Гайфье и широким шагом направилась к мужу.
– Да, я ждала вас, – сказала она.
– Чем вы тут занимались? – Он весело прищурился.
– Пыталась убить вашего сына, – ответила Уида. – Думаю, следует уволить его учителя фехтования. Никакого результата.
Талиессин быстро оглянулся на Гайфье. Взгляд регента стал рассеянным.
– А, – молвил он. – Ну, хорошо.
И вышел, а вслед за ним ушла и Уида, забыв на столе рисунок дочери.
Эскива никак не показала, что ее задела забывчивость матери. Девочка аккуратно убрала листок в папку для рисунков и завязала тесемки.
Гайфье, напротив, дал волю гневу. С силой пнул тонконогий столик, так что перламутровая инкрустация столешницы треснула.
– Она всегда так поступает! – выговорил он наконец. Голос его подрагивал.
И тут нянька Горэм произнесла очень странную вещь:
– Ну разумеется. Почему бы ей не обращаться с вами пренебрежительно? Ведь вы ей вовсе не сын.
Гайфье побледнел, чувствуя, как подкашиваются у него ноги. После поединка с Уидой ему все еще было жарко, и сейчас пот заледенел у него на коже. Кончики пальцев онемели, как случалось и прежде, если Гайфье сильно сердился или пугался чего-нибудь.
– Как это – «не сын»? – переспросил он наконец.
– Она – жена вашего отца, да вам не мать, – повторила Горэм.
Ее накрахмаленные одежды смялись, скомкались, гладкое лицо побежало морщинами, и это были злые морщины, которые уродовали и старили. Сухой рот выталкивал наружу слова, одно страшней другого.
– Столько лет они держали это в секрете
Сберечь тайну было несложно: дети регента росли в королевском дворце, отгороженном от столицы и всего остального мира высокой стеной. Здесь имелся роскошный сад, были конюшни и псарни, место для игр и учебы. Дети общались преимущественно со служащими «малого двора». Здесь почти никто не помнил историю рождения Гайфье – а те, кто знал ее, благоразумно помалкивали. Но Горэм было уже не остановить:
– Уж ваша-то мать, хвала небесам, не была Эльсион Лакар! Чистокровным человеком – вот кем она была, моя милушка. Человеком без малейшей примеси эльфийской крови! А почему же иначе, как вы думаете, вам отказано в престолонаследии? Да уж точно не потому, что вы дурны собой или глупы, мой мальчик, – ведь это вовсе не так! Если бы эльфийская кровь в жилах Талиессина не была так сильно разбавлена человеческой, он женился бы на вашей матери, уж поверьте! Он так ее любил…
И Горэм всхлипнула.
Мальчик и девочка ошеломленно смотрели на свою няньку. Такой они не видели ее никогда.
– Эйле – вот как ее звали, вашу мать, мою голубушку, – говорила взахлеб госпожа Горэм. – Уж она бы не так с вами обращалась, мой господин! Она бы любила вас, нежила. Она была добрая, моя Эйле, не то что Уида, эта черномазая лошадница.
Стало тихо. Горэм вытерла непрошеные слезы и направилась к выходу. Она ступала очень гордо, высоко подняв голову. Дети смотрели ей в спину. И когда нянька уже стояла на самом пороге, Эскива тихо спросила:
– А я?
Горэм замерла, повернулась. Перемена, произошедшая со старой женщиной, поразила девочку. Теперь Горэм глядела холодно, почти с ненавистью. Никогда прежде нянька не позволяла своей потаенной неприязни являть себя так открыто.
– Вы? – переспросила Горэм совсем другим тоном. – Вы? Вы, ваше величество, – дочь чистокровной Эльсион Лакар. Ваш отец потому и женился на вашей матери, что она была беременна вами, а ему непременно требовался эльфийский наследник. Гайфье был зачат по любви, но вы – лишь по необходимости. Гайфье – не брат вам. У вас не только разные матери – вы принадлежите к разным расам. И судьба у вас будет разной, помяните мое слово.
В первое мгновение Эскива не ощущала ничего, кроме острой, всепоглощающей боли. Ее брат – ей вовсе не брат; ее отец не любил мать, когда брал ее в жены…
И еще эта жгучая злоба няньки, которую прежде от нее таили. Но теперь Горэм больше не считала нужным церемониться. Высказала ей в лицо все как есть. Эдак скоро и другие перестанут делать вид, будто почитают в Эскиве свою владычицу…
Ну уж нет!
И, тряхнув светлыми волосами, маленькая королева громко произнесла:
– Госпожа Горэм, за вашу наглость вы уволены.