Проклятие Янтарной комнаты
Шрифт:
— Пан Лоринг, позвольте мне перейти к делу. Янтарная комната была в той пещере, и я думаю, вы или ваш отец были там. Неизвестно, до сих пор ли панели находятся у вас. Но я думаю, что когда-то они у вас определенно были.
— Даже если бы я обладал таким сокровищем, зачем мне было бы признаваться в этом вам?
— Вы бы не признались. Но вы бы не захотели, чтобы я сделал эту информацию достоянием прессы. Я подписал несколько соглашений о трансляциях с агентствами новостей по всему миру. Эти раскопки для меня — банкротство, но такая информация — настоящий динамит. Она позволит мне компенсировать по крайней мере
— И вы подумали, что я, возможно, захочу заплатить за молчание?
Пол не верил своим ушам. Он что, собирается трясти старика как грушу? Он и понятия не имел, что Маккой приехал в Чехию, чтобы шантажировать Лоринга. И Рейчел явно тоже.
— Подождите, Маккой, — сказала Рейчел с раздражением. — Вы не говорили ни слова о вымогательстве.
— Мы не хотим в этом участвовать! — эхом откликнулся Пол, чтобы поддержать позицию бывшей жены.
Но Маккоя было не удержать.
— Вам двоим придется смириться с моей программой. Я думал об этом всю дорогу. Этот человек не покажет нам Янтарную комнату, даже если она у него есть. Но Грумер мертв. Еще пятеро человек мертвы в Штодте. Ваш отец, ваши родители, Макаров — все мертвы. Трупы повсюду.
Маккой свирепо взглянул на Лоринга.
— И я думаю, этот сукин сын пытается внушить нам и всему миру, что ему ничего не известно!
Жилка пульсировала на лбу старика.
— Неслыханная грубость, пан Маккой! Вы приходите в мой дом и обвиняете меня в убийстве и воровстве?
Его голос был твердым, но спокойным.
— Я вас не обвинял. Но вы знаете больше, чем хотите сказать. Ваше имя упоминалось вместе с Янтарной комнатой в течение многих лет.
— Это слухи.
— Рафаль Долинский, — сказал Маккой.
Лоринг ничего не ответил.
— Он был польским репортером, который связался с вами три года назад. Он отправил вам отрывок статьи, над которой работал. Приятный человек. Он мне действительно понравился. Очень решительный. Подорвался на руднике несколько недель спустя. Вы помните?
— Я ничего об этом не знаю.
— Рудник рядом с тем, который внимательно осматривала судья Катлер. Может, даже тот самый.
— Я читал об этом взрыве несколько дней назад и не понимаю связи.
— Могу поспорить, — усиливал нажим Маккой, — прессе понравятся мои предположения. Подумайте об этом, Лоринг. Это попахивает замечательной историей. Международный финансист, потерянное сокровище, нацисты, убийство. Не говоря уж о немцах. Если вы нашли янтарь на их территории, они тоже захотят вернуть его. Русским бы тоже кое-что перепало.
— Господин Лоринг, — вмешался Пол, — я хочу, чтобы вы знали, что ни я, ни Рейчел ничего не знали об этом, когда согласились сюда приехать. Нашей заботой было разузнать что-нибудь о Янтарной комнате, удовлетворить некоторое любопытство, вызванное отцом Рейчел, ничего более. Я юрист. Рейчел — судья. Мы бы никогда не стали участвовать в шантаже.
— В объяснениях нет необходимости, — отрезал Лоринг.
Он повернулся к Маккою:
— Возможно, вы правы. Домыслы могут стать проблемой. Мы живем в мире, в котором общественное мнение гораздо важнее правды. Я понимаю эту настойчивость
Улыбка скривила тонкие губы старика.
— Понимайте как хотите. Все, чего я хочу, — это чтобы мне заплатили. У меня серьезная проблема с наличными, и я должен объясняться перед многими людьми. Цена молчания повышается с каждой минутой.
Лицо Рейчел было сурово. Пол чувствовал, что она готова взорваться. Маккой не понравился ей с самого начала. Она с подозрением относилась к его повелительной манере, была озабочена тем, что они ввязались в его деятельность. Теперь она его услышала. Он виноват в том, что они так глубоко в этом увязли. Его проблема теперь вытащить их.
— Могу я кое-что предложить? — спросил Лоринг.
— Пожалуйста, — сказал Пол, надеясь на хоть какое-то здравомыслие.
— Мне нужно время, чтобы обдумать создавшуюся ситуацию. Конечно, вы не планировали ехать сразу обратно в Штодт. Переночуйте здесь. Мы поужинаем и поговорим немного попозже.
— Это было бы прекрасно, — быстро отреагировал Маккой. — Мы все равно планировали найти где-то здесь гостиницу.
— Отлично, я попрошу дворецкого принести ваши вещи.
«Гауляйтеру Эриху Коху — от доктора Альфреда Роде, директора музеев искусств,
Кенигсберг, 9 августа 1941
Считаю крайне необходимым обратиться к Вам по следующему вопросу.
В то время как наши отважные воины… продвигаются к Петербургу, в огне войны гибнут культурные и исторические ценности мирового значения.
Не исключено, что такая участь может постичь и замечательнейшее произведение рук выдающихся мастеров, Янтарную комнату, национальную гордость Германии, находящуюся ныне в Екатерининском дворце города Пушкина (Царское Село).
Необходимо принять все меры для возвращения этого шедевра в лоно родины и, поскольку она сделана из прусского янтаря, в Восточную Пруссию, в Кенигсберг.
Как директор музеев искусств Кенигсберга я гарантирую ее принятие и размещение в одном из помещений Кенигсбергского замка.
Хайль Гитлер!»
«Альфред Роде — тайному советнику доктору Циммерману,
2 сентября 1944
Глубокоуважаемый г-н тайный советник!
Несмотря на полное разрушение Кенигсбергского замка взрывными и зажигательными бомбами, меры противовоздушной защиты, которые мы приняли, оправдали себя. Прошу Вас сообщить… г-ну директору доктору Галю, что Янтарная комната осталась неповрежденной, кроме шести цокольных пластин…
«Альфред Роде — в Культурное управление г. Кенигсберга,
12 января 1945 года
Я упаковываю Янтарную комнату в ящики и контейнеры. Как только это будет выполнено, по распоряжению провинциального хранителя эти панели должны быть эвакуированы в Саксонию, а именно: они будут перевезены в Вексельберг близ Рохлица. Так как ответственность за янтарные панели приняло на себя городское управление, то я прошу получить согласие на эту меру от господина обер-бургомистра».