Проклятие женщины
Шрифт:
Отец свернул во двор многоэтажки. Проехал вдоль ряда припаркованных автомобилей. Свободное место нашлось возле подъезда. Выбравшись из тёплой машины, Роман сразу замёрз. Осмотрел двор. Неподалёку, на детской площадке, бегали друг за дружкой дети. Роман и сам помнил, как точно так же резвился. И вот уже предстоит умирать. По-настоящему быстротечность жизни человек понимает лишь в её конце.
По-прежнему молча, отец с сыном поднялись на четвёртый этаж. В квартире их встретила Варя, в розовом махровом халате. Роман был знаком со сводной сестрой, но лицом к лицу встретился впервые. Она была на пару лет младше. После школы отучилась в медицинском колледже, но не отработала по специальности ни дня. Перепробовала множество профессий, пока не осела в диспетчерской такси, где быстро заняла должность старшего диспетчера.
– Привет, – улыбнулась Варвара. – Рада тебя видеть.
Роман тоже выдавил улыбку.
– Здравствуй, – сказал он. – Наконец-то и познакомились.
– Я думала ты приедешь с Аней, – деланно расстроилась сводная сестра.
Для неё приезд далёких, как Антарктида, родственников был не очень-то и приятен. Мать умерла полгода назад, трёхкомнатную квартиру переписала на дочь. За прошедшее время Варя успела придумать, что делать со столичной жилплощадью. Этим планам мешал отчим, который жил с ней на птичьих правах. Пусть он её вырастил и обеспечивал… но он так и остался ей чужим человеком. Биологический отец уже мотал четвёртый срок. Его она любила, носила передачки, высылала денег и поддерживала морально. Всё ради того, чтобы освободившийся родитель провёл с ней один день перед очередной ходкой.
– У Ани работа, – сказал Рома стандартную фразу. Сам же почувствовал фальшь в этих словах. Когда люди не хотят чего-то делать, или куда-то ехать, они говорят: «Не могу, у меня работа».
Остаток дня прошёл в каком-то нервном напряжении. Попили чай. Натянуто поговорили. При этом темы рака избегали настолько основательно, словно не эта болезнь стала причиной встречи. Отец расспрашивал как жизнь в родном городке. Роман вяло отвечал. Варя же в основном молчала. Он понимал, что должен хотя бы попытаться ближе познакомиться со сводной сестрой, но делать этого не хотелось. Да и какой в этом смысл? Вскоре он уйдёт из жизни и на Земле останется всего несколько людей, кто будет его помнить.
Когда он отправился в туалет, то услышал тихий разговор сводной сестры с отцом. Она упрекала его в том, что у неё, как у хозяйки, не спросили разрешения. Затем отчётливо прошипела: «Ты теперь весь свой мухосранск ко мне в квартиру перетащишь?». Отец что-то пробубнил в ответ. Когда Рома вернулся на кухню, их разговор стих. Спать сводная сестра ушла, едва на улице стемнело. Под предлогом, что утром ей на смену.
Отец налил в стакан воды и поставил перед сыном на стол. Роман уже хотел сказать, что его не мучает жажда, когда родитель протянул пять маленьких белых таблеток.
– Что это? – Роман тяжело сглотнул тягучую слюну.
– Таблетки от… рака, – потупил глаза отец.
Рома понимал, что родитель темнит. Ему очень хотелось верить, что в какой-нибудь сверхсекретной правительственной супер лаборатории изобрели чудо-лекарство. Отец смог его выкрасть или купить за сумасшедшие деньги.
Роману очень хотелось в это верить, но к своим двадцати восьми он уже знал, что чудеса бывают только в сказках. Первый, кто изобретёт универсальное лекарство от рака, не только озолотится, но и войдёт в историю человечества.
– Папа, что это? – сын не моргая смотрел на крохотные белые кругляшки.
Отец присел на стул. Положил таблетки рядом со стаканом воды.
– Выпей, пожалуйста. Это всего лишь снотворное, –
– У меня нет бессонницы, – Роман всмотрелся в лицо отца. – Зачем ты мне это даёшь?
– Если бы мне было всё равно на тебя, то я бы сказал, что у меня нет денег на операцию, – отец посмотрел в глаза сына. – Если бы мне было без разницы, жив ты или нет, то мы бы сейчас здесь не сидели. Понимаешь? Я не хочу, чтобы ты умер. Понимаешь? Поэтому если я прошу просто мне довериться и выпить эти таблетки, то я прошу это не просто так.
Повисла напряжённая тишина. Было слышно, как на Варшавском шоссе шумят машины. Отец и сын смотрели друг другу в глаза около минуты. Роман не мог понять, зачем родитель даёт ему сильнодействующее снотворное, но на сумасшедшего он не походил. В итоге Рома решил, что ему терять уже точно нечего. Даже жизнь уже принадлежит не ему, а опухоли размером с небольшой апельсин, которая завтра утром потребует очередной дозы цитрамона.
Роман сгрёб таблетки в ладонь и бросил в рот. Тремя большими глотками осушил стакан воды.
Сонливость накатила спустя полчаса. Рома успел приготовиться ко сну. Стоило коснуться лицом подушки, как он почувствовал, что проваливается во тьму. На мгновение он испугался, что умирает. Он видел какие-то невнятные образы: проезжавший по небу поезд, из окон которого летели лифчики; город, жителями которого были лисы, они ходили на двух лапах, с портмоне и сумочками; длинный и тёмный подвальный коридор, по которому шла похоронная процессия с факелами; окна на экране компьютера, которые беспрестанно открывались и открывались, а он не успевал их закрыть; красная машина, мчавшаяся через поле наперегонки с кактусом. Затем наступила тьма, душу поглотило иррациональное спокойствие, словно всё будет хорошо. Рома лежал и слушал умиротворяющий стук собственного сердца. Подумал, что скоро оно прекратит биться. Совсем. Тогда он также будет лежать в гробу, во тьме, слушать тишину и вспоминать, что когда-то у него в груди билось сердце. Затем Рома неожиданно перенёсся за стол. На белоснежной скатерти стоял чайный сервиз, выкрашенный в чёрный цвет. В чашках разлита мутная жидкость – по виду кровь. Запахов не было, как и полагалось во сне. С каждой стороны стола сидели люди. Они беседовали. Когда же заметили нового гостя, разом умолкли. Рома непринуждённо начал говорить, смотрел в лица этим людям, но не мог запомнить ни единой чёрточки, даже какой-нибудь детали одежды. Он вообще не понимал и не осознавал того, что произносили его губы, словно был сторонним наблюдателем. В какой-то момент понял, что с его телом проводят малопонятные манипуляции. Попытался открыть глаза, но веки отяжелели. С четвёртой или пятой попытки у него, наконец, получилось их немного приоткрыть. Отец приматывал к его голове мобильники. Коричневой липкой лентой. После череды бреда, которым наградила его ночь, Рома понял, что это тоже сон. Под утро он слышал, как собиралась на работу Варя. Она ходила по квартире и распевала песенку мышонка. Затем Рома услышал, как клацнул дверной замок. В следующий раз он вернулся в сознание оттого, что в ухо давило. Роман перевернул голову. В щёку упёрлось что-то пластмассовое. Сил открыть глаза не было – снотворное ещё действовало.
В этот момент Рома осознал, что нет привычной и обыденной, утренней головной боли, от которой хочется лезть на стену или выстрелить себе в висок. Моментально спала сонливость. Роман рывком сел. На улице светило утреннее солнышко. Под окном на ветке сидела ворона. Одеяло лежало на полу, простынь сбилась.
Головная боль отсутствовала. Роман сидел и прислушивался к ощущениям. Ждал, что она вот-вот явится. Однако минуты шли, а её всё не было. Рома пощупал голову. Она вся оказалась бугристой, обмотанная липкой лентой…
Рома выскочил в коридор, подбежал к зеркалу. Трусы висели на исхудавшем теле. Голова выглядела жутко. Она оказалась обмотана липкой лентой, под которой выделялось пять мобильников. Сразу вспомнился сон, который, оказывается, и не был сном. Рома начал срывать ленту, но это получалось плохо. Тогда он прямо в трусах бросился на кухню, где достал нож и принялся резать скотч. Некоторые из кусков больно отрывались вместе с волосами. Роман громко матерился. Такого поступка от родителя он не ожидал. Издеваться над своим больным ребёнком…