Проклятия по контракту

Полковник Лукоперец был мрачен. Конечно, получать благодарность и хвалебные слова от начальства приятно. И он был уверен, что после такой удачной операции, как «Кровавая Мэри», его, наконец-то, переведут на обещанное тихое место. Но генерал решил наоборот: не лишать отдел такого успешного руководителя — и оставил его ещё на неопределённое время. Поэтому, вызвав майора Пахомова, Лукоперец предусмотрительно спрятал в ящик стола фотографию любимых внучек-двойняшек, чтоб они его не размягчали перед предстоящим жёстким разговором.

— Доложите, что уже

— Увы, пока немного. Пострадавший-предприниматель Виталий Бурляев. Возвратился домой, часов в восемь вечера. Дом за городом, у озера, в посёлке Сосняки, с гектар леса, огороженного забором. В доме никого не было, жена с сыном ночевали в городе у родителей Бурляева. Очевидно, преступники об этом знали, потому что спокойно проникли в дом и ждали его там. Встретили двумя выстрелами в голову и сразу укатили. По словам жены, которую доставили туда утром, ничего ценного не взяли.

— Машину определили?

— Ворованная «Лада». Они её бросили перед выездом на автостраду. Очевидно, пересели в свою машину, которая их там поджидала.

— Какие-нибудь следы оставили?

— Отпечатки пальцев не обнаружены. Но есть одна зацепка: стреляли из охотничьей двустволки.

— Ну? Что-то новое для современных киллеров.

— В том-то и дело. Значит, или не было другого оружия, или хотели просто напугать…

— Напугать? Двумя выстрелами в голову! По-моему, майор, вы, как всегда, начинаете с фантастики.

— А вы, товарищ полковник, как всегда, абсолютно правы!

— Вот только не надо этих ваших подковёрных цирлих-манирлих!.. Продолжайте докладывать.

— Слушаюсь и продолжаю. Как вы правильно заметили, для напугать — слишком сильно, для убить — слишком слабо: стреляли пыжами, скатанными из войлока, пропитанного парафином.…

— Самодельными пыжами?! Кто сегодня ими пользуется?

— Думаю, что уже немногие. В основном, пулями или дробью.

— Почему же не…

— И пулями, и дробью можно было убить, а, значит, это не входило в их задачу.

— Не убить, не напугать?.. Чего же они добивались?

— Вот я сейчас над этим и размышляю. Очень надеюсь, что пострадавший придёт в себя и что-то подскажет.

— Как он?

— Плох: сильное сотрясение мозга, обширное кровоизлияние… Но врачи надеются его вытащить. А пока наши эксперты колдуют над обрывками войлока, из которых были скручены пыжи. Первое предположение, что их нарезали из валенка.

— Пыжи из валенка, брошены на месте преступления, не подобраны… Какие-то допотопные преступники.

— А, может, наоборот: очень хитрые и всё это сделано специально…

— Специально оставлять такие следы? — Лукоперец хмыкнул. — Глупости!

— Мне больше нравилась ваша формулировка «цирлих-манирлих».

— Прекратите паясничать! Если у вас есть какие-то соображения, говорите.

— К сожалению, пока нет. Пытаюсь что-нибудь нащупать. Мне готовят список всех охотников в ближайшем округе, обладателей двустволок.

— А где старший лейтенант Валежко?

— Я поехал к вам на доклад, а её направил

Полковник одобрительно кивнул.

— Что ж, действуйте. Желаю удачи. — И завершил беседу двумя своими «фирменными» афоризмами. — Там, где вы правы, вы не виноваты. И помните: тому везёт, кто везёт!

Пряча улыбку и верноподданно глядя на полковника Лукопереца, которого он за глаза называл Рыбомясо, Борис пообещал:

— Раз я не виноват, я повезу!

— Ну, почему, почему?!. За что?!. — выкрикивала сквозь всхлипывания Маруся, жена Бурляева. — Он же никому ничего плохого не сделал. Наоборот! Помогал, устраивал на работу, давал деньги в долг, которые ему никогда не возвращали…

Тина протянула ей стакан воды.

— Я вас очень понимаю. Но пожалуйста, постарайтесь успокоиться. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

— Хорошо. — Маруся сделала пару глотков и отодвинула стакан. Зажала голову в ладонях, посидела так несколько секунд. — Всё. Я готова. Спрашивайте.

— Вы давно замужем?

— Да нет, всего три года. Но встречаемся давно, уже лет десять. Он хотел раньше расписаться, но я тянула, не хотела на него хомут вешать: какая из меня жена — месяцев десять в году вне дома.

— Это почему?

— Моталась по всей нашей необъятной родине и по другим странам. — Увидев вопросительный взгляд Тины, разъяснила. — Всю жизнь на гастролях. Я в цирке служила, у меня был аттракцион, медведи на коньках. Может, смотрели или слышали? Назывался «В хоккей играют настоящие медведи».

— Конечно, смотрела! И не один раз. Племянницу водила — она в ваших медведях души не чаяла!.. Но… — Тина запнулась. — Дрессировщицу ведь звали Мари Муре.

— Верно. Я — Маруся, фамилия — Мурашкина, вот отсюда Мари Муре. Деда звали Шурик — он стал Шарлем Муре, мама — Лили Муре… Муре — это моя потомственная кликуха, для афиши. Я ведь родилась и росла в цирке, игралась за кулисами, пила молоко вместе с медвежатами, строила домики из опилок. Кроме манежа, клеток и медвежьих какашек ничего не знала: с медведями росла, а увидела корову и испугалась. Я жила чужой, навязанной мне жизнью: дед передал медведей маме, а мама — мне. Меня не спрашивали — это была нормальная цирковая преемственность. Вот я и тянула этот воз пока мама жила.

А когда мама умерла, передала аттракцион своему помощнику, он молодой, амбициозный, медведей любит… А для меня началось новое счастливое время! С Виталиком расписались и стали жить вместе. Вот тогда он и развернулся: открыл свою фирму… Этот участок купил, дом построил — мы городскую сутолоку не любим, сюда переехали… Оба уже не молодые, но сыночка родили, хотели здесь растить, на природе. У нас ещё столько планов было…

Она снова разрыдалась. Тина села с ней рядом, обняла за плечи.