Проклятое созвездие
Шрифт:
Боб хотел было уже нажать на рычаг замка, когда что-то заставило его все-таки задать этот житейский и простой вопрос: «Кто там?».
«Откройте — полиция!» — раздался грубый голос с другой стороны.
«Боже!» — подумал Боб, открывая дверь.
Когда, еще работая на космодроме, он воровал из доков грузы с прилетевших звездолетов, эта фраза иногда снилась ему в кошмарных снах, но теперь, когда он стал общественным деятелем, Боб никак не мог себе представить, что ему придется ее услышать, да еще так скоро…
Его
По дороге в полицейское управление, трясясь на холодном металлическом полу полицейского геликоптера, Боб решил, что с этого момента как раз и началась черная полоса в его жизни. То время, когда он сидел дома без работы, без денег, сейчас казалось ему райским и самым счастливым. Он отдал бы все за то, чтобы вернуть его. Дернул его черт ввязаться в сомнительное дело с Профсоюзом докеров. «Бенедикт — чертов искуситель… Подставил, сука… гад… падла…», — каких только слов не вспомнил Боб по дороге в участок, проклиная своего товарища.
Допрос начался сразу, как только Боба Даркмана доставили в управление. Проводили его двое сержантов-амбалов и один капитан-недоносок. Беседа состояла из побоев резиновой дубинкой и одного-единственного вопроса: «Будешь еще?» Боб, конечно, отвечал, что не будет, после чего побои продолжались.
«Ну что, будешь еще?» — задал очередной вопрос капитан, когда сержанты прервались, чтобы перевести дух.
«Нет. Я больше не буду», — простонал Боб Даркман, лежа на полу.
Капитан кивнул своим подчиненным, чтобы они продолжили. Но в этот момент открылась дверь камеры, и вошел щуплый полицейский невысокого роста. Он что-то прошептал капитану на ухо.
«Подождите», — озабоченным тоном произнес капитан и вышел в коридор. Следом выскочил и щуплый полицейский.
Боб Даркман получил передышку. Сержанты убрали резиновые дубинки и отошли в сторону, закурив сигареты. Тело Боба ныло, как одна сплошная рана. Тупая боль словно стальными шариками перекатывалась от ступней ног к рукам, голове. Наручники, врезавшиеся в запястья, причиняли Даркману не меньшие страдания. Боб решил, что больше никогда не будет заниматься политикой: «Политика — это последнее дело, которым я займусь, если выйду отсюда».
Дверь камеры открылась, на пороге показался вышедший недавно капитан.
«Что вы сделали с этим гражданином?!» — воскликнул он с фальшивым возмущением в голосе.
Сержанты замерли, в недоумении глядя на своего шефа.
«Он что, у вас упал с лестницы?» — нарочито громко спросил капитан, подмигивая правым глазом.
Сержанты переглянулись.
«Я сто раз говорил вам, что задержанных необходимо поддерживать за руки, особенно когда они находятся
В камеру вошел сухой смуглолицый господин в черном костюме, белой рубашке и с какой-то бумажкой в руке. Бумажку адвокат держал так, как если бы это был не тонкий белый лист, а средневековый таран, для разрушения крепостных стен. Адвокат обвел всех присутствующих испепеляющим взглядом.
«Вы все ответите за творимый здесь беспредел и беззаконие! Снимите с гражданина Даркмана наручники. Вот постановление судьи об освобождении Боба Даркмана под залог!» — Адвокат поднял над головой бумажку и помахал ей в воздухе.
Один из сержантов нагнулся и снял с Боба наручники. Другой помог ему подняться на ноги и, поддерживая Боба под локоток, повел к выходу. Адвокат помогал Бобу с другой стороны.
«Господин Даркман, простите моих людей за допущенное недоразумение», — пробормотал капитан, когда Боб проходил мимо.
Даркман ничего не ответил, он находился в прострации, плохо соображая, что творится, словно наблюдая за всем происходящим со стороны.
Адвокат повел его к выходу по запутанным коридорам полицейского участка.
«Господин Даркман, — заговорил он, — с вами хочет увидеться один человек, чтобы обсудить некоторые вопросы… Если вы можете… если вы в состоянии, то было бы хорошо сделать это немедленно».
Даркман кивнул головой: ему было все равно. Своего тела он сейчас не чувствовал.
По мере продвижения к выходу до Боба стал доноситься гул, словно возле полицейского участка бушевал морской прибой. Скоро стало возможным различить крики. Боб отчетливо услышал: «Свободу Бобу Даркману!» И многократно усилившийся после этого гул многотысячной толпы.
Когда двери полицейского участка распахнулись, Боб не поверил своим глазам. Вся улица в обе стороны была заполнена народом в рабочих комбинезонах. Некоторые были в такелажных касках. Всюду виднелись плакаты. На одних был изображен знак Профсоюза докеров, нарисованный твердой рукой Бенедикта, на других лозунг — «Свободу Бобу Даркману!». Толпу сдерживали три ряда полицейских, экипированных с головы до ног в пластиковые бронекостюмы.
Кода Боб появился из дверей полицейского участка, толпа восторженно взревела. В воздух полетели каски. Такого Боб не ожидал. Он растерялся.
«Скажите несколько слов, — посоветовал адвокат, — и пусть расходятся».
В первых рядах митингующих Боб заметил Бенедикта с громкоговорителем в руках.
«Пропустите того, с громкоговорителем», — приказал он, показывая на Бенедикта пальцем.
Сержант, что поддерживал Боба с другой стороны от адвоката, отпустил локоть Даркмана и побежал вниз по лестнице управления выполнять распоряжение. Через минуту к Бобу спешил Бенедикт. Он стиснул товарища в объятиях, от чего Даркман чуть не потерял сознание.