Проклятое время (Недобрый час) (другой перевод)

Маркес Габриэль Гарсиа

Сквозь ромбы деревянной решетки, отделявшей столовую от патио, словно придавленного настойчивой беспогодицей октября, доктор поглядел на моросящий дождь и добавил:

– А уж потом, самое меньшее через четыре месяца, не будет ни одного такого воскресенья.

Она собрала тарелки и отнесла их на кухню, а вернувшись в столовую, увидела, что он, уже в соломенной шляпе, готовит свой медицинский саквояж.

– Так, значит, вдова Асис снова покинула церковь во время мессы? – спросил он.

Жена рассказала ему

об этом, когда он еще собирался чистить зубы, но он тогда слушал ее невнимательно.

– Уже третий раз за последний год, – подтвердила она. – Странный способ развлечения.

Врач обнажил свои безупречные зубы.

– Бесятся от изобилия эти богачи.

В гостиной вдовы Монтьель он застал нескольких женщин, они пришли навестить ее по дороге из церкви. Врач поздоровался, проходя через гостиную; приглушенный смех провожал его до самой лестничной площадки. Он приблизился к двери спальни и услышал другие женские голоса. Доктор постучал, ему ответили:

– Войдите.

Вдова Монтьель сидела в постели, прижимая к груди край простыни. Волосы у нее были распущены, а на коленях лежали зеркало и роговой гребень.

– Так вы, значит, тоже собираетесь на праздник? – спросил врач.

– Она празднует свой день рождения – ей исполнилось пятнадцать лет, – сказала одна из женщин.

– Восемнадцать, – с грустной улыбкой поправила вдова и, снова вытянувшись в постели, подтянула простыню к подбородку. – И конечно, – лукаво добавила она, – ни один мужчина не приглашен! А уж вы и подавно, доктор, это была бы дурная примета.

Доктор положил влажную шляпу на комод.

– Вот и прекрасно, – сказал он, глядя на больную задумчиво-удовлетворенным взглядом. – Теперь я вижу, что мне здесь больше делать нечего.

А потом, повернувшись к женщинам и как будто извиняясь, спросил:

– Вы разрешите мне?..

Когда вдова осталась с ним наедине, страдальческое выражение лица, свойственное больным, вернулось к ней снова. Однако врач, казалось, этого не замечал. Выкладывая шприцы и ампулы из чемоданчика на ночной столик, он все время шутил.

– Для прокорма врачей, – улыбнулся доктор, – лучше уколов еще ничего не придумано.

Теперь заулыбалась и вдова.

– Честное слово, – сказала она, ощупывая через простыню ягодицы, – здесь сплошная рана. Я даже дотронуться не могу.

– А вы и не дотрагивайтесь, – сказал врач.

Она рассмеялась.

– Доктор, можете вы быть серьезным хотя бы по воскресеньям?

Врач оголил ей руку, чтобы измерить давление.

– Доктора не велят, – сказал он, – вредно для печени.

Пока он измерял давление, вдова с детским любопытством разглядывала круглую шкалу тонометра.

– Самые странные часы, какие я видела в своей жизни, – заметила она.

Наконец, перестав сжимать грушу, доктор оторвал взгляд от стрелки.

– Они показывают точнее

всех часов в мире, когда можно вставать с постели, – сказал он.

Закончив все и уже сматывая трубки аппарата, он пристально посмотрел в лицо больной, а потом, поставив на столик флакон белых таблеток, сказал, чтобы она принимала по одной каждые двенадцать часов.

– Если не хотите больше уколов, – добавил он, – уколов не будет. Вы здоровей меня.

Вдова Монтьель с легким раздражением передернула плечами.

– У меня никогда ничего не болело, – сказала она.

– Верю, – отозвался врач, – но ведь должен был я придумать что-нибудь в оправдание счета за мой визит.

Не ответив на это, вдова спросила:

– Я еще должна лежать?

– Наоборот, – сказал врач, – я это строго вам запрещаю. Спуститесь в гостиную и принимайте визитерш как полагается. К тому же, – иронически добавил он, – вам о стольких вещах надо поговорить!

– Ради Бога, доктор, – воскликнула она, – не будьте таким насмешником! Наверно, это вы наклеиваете листки.

Доктор захохотал. Выходя, он остановил взгляд на кожаном чемодане с медными гвоздиками, стоявшем наготове в углу спальни.

– И привезите мне какой-нибудь сувенир на память, – крикнул он, уже перешагивая порог, – когда вернетесь из своего кругосветного путешествия!

Вдова, снова занявшаяся расчесыванием волос, ответила:

– Непременно, доктор!

Так и не спустившись в гостиную, она оставалась в постели до тех пор, пока не ушла последняя визитерша. Только после этого она оделась. Когда пришел сеньор Кармайкл, вдова сидела у приоткрытой двери балкона и завтракала.

Не отрывая взгляда от дверной щели, она ответила на его приветствие.

– Если разобраться, – сказала вдова, – эта женщина мне нравится: она смелая.

Теперь и сеньор Кармайкл оглядел комнату вдовы Асис. Было уже одиннадцать, а окна и двери все еще оставались закрытыми.

– Такая у нее природа, – сказал он. – Бог повелел ей рожать одних мужчин, так что другой она и не может быть. – И добавил, повернувшись снова к вдове Монтьель: – А вы цветете прямо как роза.

Она изобразила свежесть улыбки, подтверждая его слова.

– Знаете что? – спросила вдова и, не дожидаясь, пока он справится со своей нерешительностью, продолжала: – Доктор Хиральдо убежден, что я сумасшедшая.

– Что вы говорите!

Вдова кивнула.

– Я не удивлюсь, – сказала она, – если он уже обсуждал с вами, как отправить меня в психиатрическую лечебницу.

Сеньор Кармайкл не знал, как ему выйти из этого затруднительного положения.

– Все утро я просидел дома.

И он рухнул в мягкое кожаное кресло рядом с кроватью. Вдова вспомнила Хосе Монтьеля в этом же кресле за пятнадцать минут до смерти, молниеносно поверженного кровоизлиянием в мозг.