Проклятые судьбы
Шрифт:
Там никого не было.
Мое сердце бешено колотилось, когда я оглядывалась по коридору взад и вперед.
Я была так уверена, что он был прямо здесь, но когда я вышла в пустой коридор с твердым намерением позвать его по имени, я не обнаружила ничего, кроме ожидающих меня теней.
Еще одна слеза потекла по моей коже, когда я снова попятилась в свою комнату.
Пространство внутри казалось холоднее, чем раньше.
И я сомневалась, что снова смогу заснуть.
Но я нашла в себе силы продолжать противостоять теням.
Орион
Я
Я никому не был нужен пьяным, и меньше всего ей. Но я все равно играл с искушением, поставив бутылку так, чтобы ее было видно. Я не знал, почему мне нравится мучить себя. Может быть, чтобы проверить, на что я способен. Смогу ли действительно остаться тем человеком, которым стал после появления в моей жизни Голубок.
Мысль о том, что она на время, заставила меня испугаться. Потому что тот, кем я был раньше, и близко не подходил к тому, чтобы заслужить ее. И, по крайней мере, теперь я пытался быть лучше. Стать самодостаточном. Но иногда тени взывали ко мне в темноте, нашептывая о моих грехах, моих неудачах. И, возможно, где-то в глубине души я никогда не собирался чувствовать себя достойным ее.
Видимо, я был в настроении страдать, поскольку откопал коробку из-под обуви с вещами Клары, которые хранил после того, как потерял ее. Я порылся в нем, проведя пальцами по золотой монете, которую она выиграла в пари с Драконом в выпускном классе, поношенной коробке с картами Таро, которые она использовала на каждом уроке Тайных искусств, браслету-оберегу, который она сделала сама изо льда, а затем попросила Элементаля земли превратить его в серебро. Наконец, я вытащил дневник из нижней части стопки, проведя пальцами по кожаному переплету, и на мгновение мое сердце облилось кровью.
Я никогда его не открывал. Ее секреты были ее собственными. Даже после смерти. Или, по крайней мере, я думал, что она была умершей все эти годы. Где-то за завесой. Я убедил себя, что она обрела покой, и все это время она была в буквальном смысле в аду. Одинокая, страдающая, и только тени составляли ей компанию. Неудивительно, что они пустили в ней корни. Но это все равно сломило меня.
Я не мог смириться с мыслью, что ее нельзя спасти. Даже после того, что она сделала со мной. Но сейчас во мне было так много сомнений, что, если на секунду отвлекусь, моя надежда начнет рушиться, а я начну впадать в отчаяние.
Я закрыл глаза, рисуя одно из своих самых счастливых воспоминаний. О том, как мы с Кларой играли под ивой в моем семейном доме. О том, как мой отец звал нас по именам, а мы смеялись и прятались за ветвями. Мне было шесть, а Кларе семь. Она прижала пальцы к губам, и мы опустились на колени, заглядывая под ветви,
— Хм, Нимфы украли моих детей, — поддразнил он, притворяясь, что не знает точно, где мы находимся. И в то время мы действительно верили, что он не знал, что мы там были. — Мне придется позвонить в ФБР.
— ФБР, — выдохнул я, глядя на Клару. У нее был диковатый вид, волосы торчали во все стороны, веснушки посветлели за несколько дней пребывания на солнце. Но я всегда был темнее, солнце золотило мою кожу каждое лето, почти не прилагая к этому никаких усилий.
— Тсс, глупенький, на самом деле он им не позвонит, — прошептала Клара, сжимая мою руку, когда мы лежали в грязи.
Отец начал говорить, как будто разговаривал по телефону.
— Да, мои дорогие дети исчезли. Это определенно Нимфы. Вы можете приехать побыстрее?
Рот Клары открылся, и она испуганно посмотрела на меня.
— У нас будут большие неприятности.
Я усмехнулся, подавляя смех рукой. Я любил неприятности. Однажды я даже слышал, как мой учитель начальной школы говорил обо мне, говоря, что я буду доставлять неприятности девочкам, когда стану старше. В то время я думал, что она имела в виду мою сестру. И с того дня я поклялся всегда быть ее опекуном, потому что из всех фейри в мире я никогда не хотел причинять ей неприятности.
Клара сжала мою руку, и ее глаза заискрились озорством.
— Давай набросимся на него.
Я рассмеялся, кивая.
— Я пойду первым на случай, если он разозлится.
Она покачала головой.
— Ты не обязан защищать меня, Лэнси.
— Я не обязан, но я хочу, — твердо сказал я, поднимаясь на ноги, и она просияла, когда я взял палку и орудовал ею, как мечом. Я бросился между ивовыми ветвями, но папа был наготове, сбив меня с ног щупальцем магии воздуха, так что я повис перед ним вниз головой.
— Да! — Я ткнул его палкой, и он разразился лающим смехом, протягивая руки и щекоча меня по бокам, пока я не перестал дышать от смеха.
В конце концов он меня опустил, и Клара выбежала, чтобы обнять его.
— На самом деле нас не похищали, — сказала она, хлопая длинными ресницами и глядя на него.
Папины волосы были непослушным гнездом тьмы, его глаза были чернильными и глубокими, как у меня. Мама сказала, что однажды я буду похож на него. Она сказала, что однажды я тоже стану прекрасным мужем, но я не хотел быть мужем, я хотел быть Вампиром. Я хотел бежать так же быстро, как мама и папа, и нести Клару на спине, как обезьянку.
Папа поднял Клару, посадил ее себе на плечи, и она завизжала от смеха.
— Что ж, это облегчение, — сказал он. — Я не собирался врываться в гнездо Нимф, чтобы спасти вас сегодня днем. Но, в любом случае, я бы так и сделал.
— Ты бы пришел за нами, если бы нас схватила сотня нимф? — спросил я.
— Конечно, Ланселот, — пообещал он, взъерошив мне волосы. Он всегда так меня называл. Он сказал, что это рыцарь из сказки о смертных, и мне оно подходит, потому что я такой же храбрый, как и он.