Проклятые

Легран Дениэль

– Промок, милок?
–  сердце застучало где-то в горле. Из-за забора на него смотрела та самая старуха.
–  Так шел бы домой…

Скрипучий голос бился в ушах. Сергей бежал, не разбирая дороги, скользил по раскисшей земле, падая, вставал и снова бежал. А струи дождя, подхваченные резким порывами ветра, хлестали по лицу, голове, заливали глаза, дыхание прерывалось и, наконец, упав в изнеможении на землю, Сергей уже не хотел бороться со страхом. Перевернувшись на спину, он подставил дождю свое горевшее и как- будто чужое лицо. Стараясь успокоиться, Сергей попытался расслабиться и отдаться всецело

той стихии, которая бушевала над ним. Гремел гром, округу освещали молнии, но того суеверного ужаса перед Божьим промыслом не было. О том, что в него может ударить молния, Сергей не думал. Раздражала только тревога. От чего и почему она появилась, он старался не думать, надеясь, что она сама собой пройдет.

Вдруг Сергей уловил какой-то неясный звук, похожий на отдаленный лошадиный топот. Звук нарастал, становился громче. Сергей оторвал голову от земли; то, что он увидел, заставило его, в буквальном смысле слова, усомниться в собственном здравии. На него неслась четверка лошадей. Он видел их покрасневшие и безумные глаза, валивший из ноздрей пар. Сергей вскочил и бросился в сторону. Мимо него пронеслась карета. На козлах сидел кучер, рот которого исказила гримаса крика, и, что было сил, нахлестывал мокрых от дождя и пота загнанных лошадей. Все произошло так быстро, что Сергей даже не смог осознать нереальность происходящего. Его душила злость. Ведь его чуть не размазали по дороге какие-то ненормальные. «Ездить разучились…» - он выбежал на дорогу.

– Эй, совсем что ли?
–  закричал Сергей, но на дороге, ни лошадей, ни диких окриков кучера, ни огней. «Что за чертовщина?
–  он до боли в глазах вглядывался в темноту, - не могли же они испариться»?

Перед ним была изрытая его телом раскисшая земля, ничто не напоминало о странном явлении. Вокруг только шум дождя и никаких других звуков. Ему вдруг захотелось в уютное тепло дома… нет, не квартиры, со всеми удобствами, а дома, с деревянным крыльцом под навесом, с русской печкой в изразцах и сверчком между бревен. Сразу вспомнилась комнатка, куда его поселил Виктор. Кровать с горой подушек и периной, старинной работы стол и, главное, запах детства от деревянных полов, баюкающий и сладкий, как колыбельная, которую пела когда-то мама.

«Как все это далеко от меня и кажется неправдой», - лениво думал Сергей, сидя на мокрой траве, прижавшись к сырым доскам забора.

– Застынешь.
–  певучий голос нарушил дремоту, он открыл глаза. Перед ним стояла она, Дарья.
–  Пойдем.

Протянув руку, ждала, когда Сергей подаст свою.

– Куда?

– В дом.

– Далеко?
–  спросил он, поднимаясь.

Ее рука была теплой и нежной. Она не ответив, потянула за собой. Калитка была в десятке шагов от того места, где сидел Сергей.

Видения возникли сами собой. Сергея бил озноб, нестерпимо хотелось пить. А образы сменялись образами. То вдруг вплывало лицо Дарьи, то лицо совершенно незнакомой женщины в чепце: свет от свечи, которую она подносила, больно резал глаза. Сергей метался по подушке, мокрой от его пота. За женщиной над ним склонялся какой-то человек в пенсне, от чего становилось страшно. Из пересохшего горла рвался стон, и чей-то голос тихо шептал: «Потерпи, милый»…

прохладная рука мягко ложилась на горячий лоб, и Сергей снова проваливался в забытье. Казалось, призраки прошлого настойчиво стучались в дверь второй половины двадцатого столетия, с надеждой войти в третье тысячелетие, словно Сергей был тем проводником или звеном, что составляло единую цепь событий прошлого, настоящего и будущего. Кошмары проносились в его воспаленном мозгу; он видел озеро, кипящее душами ушедших в небытие, они звали и молили о помощи, венчались с ним и таяли в дымке густого тумана. Сколько это длилось было ведомо одному Господу Богу.

… Наконец, все закончилось. Сергей с трудом открыл глаза. На одеяло прыгнуло солнце и играло солнечными зайчиками. Комната была незнакомой. Повернув голову, он увидел Дарью. Она спала, сидя за столом. Солнце, пробивающимся сквозь занавески лучом, нежно целовало ее в шею. Сергей отвел взгляд, будто подглядел то, что не должен был видеть. Снова закрыл глаза в надежде провалиться в мягкий обволакивающий и спокойный сон, как вдруг почувствовал, что Дарья проснулась и ждет его пробуждения. Не хотелось открывать глаза, не хотелось двигаться, он ждал… ее мягкие губы коснулись его лба. Она, то ли поняла, то ли увидела, как дрогнули его ресницы от этого прикосновения.

– Ты не спишь?
–  почему-то шепотом спросила Дарья.

Сергей открыл глаза. Качнул головой. Говорить не мог, не мог разомкнуть запекшиеся губы. Пил долго и жадно.

– Сколько я здесь?
–  спросил он, откинувшись на подушки.

– Восьмой день. Думала, не отпустит болезнь.

– А где все?
–  Сергей приподнялся на локте.

– Кто?
–  не поняла Дарья.

– Женщина и мужчина. Странные какие-то. Она в чепце была, со свечой ходила, а он… у него очки старомодные были. Пенсне, кажется.

– Мы были одни.
–  Дарья вышла из комнаты.

Мысли лениво ползли невообразимо длинной очередью. « Мне все показалось, никого кроме нас двоих здесь не было. Это был просто бред, галлюцинации. Но почему такие реальные»?
–  ход мыслей прервал стук в дверь.

– Ну что, очнулся?
–  спросил кто-то у Дарьи. Ответ Сергей не услышал, за стенкой послышалась какая-то возня и жаркий шепот, затем он услышал звук пощечины.

– Кто там?
–  встревожился Сергей. В комнату ввалился Виктор. Одна щека его ярко пылала. «Как она его. Не по тебе она, что ж никак не поймешь»? – почему-то подумалось с удовольствием.

– Пришел в себя?
–  спросил Виктор, потирая щеку.
–  Вставай, я за тобой.

– Он еще слаб, - в дверях, скрестив руки на груди, стояла Дарья.

– Эх, Дарья, хорошо, что сейчас конец двадцатого века, а не середина четырнадцатого.
–  криво усмехнулся Виктор.

– Что так?

– Не то сожгли бы тебя за колдовское умение.

– Я приду попозже, оклемаюсь окончательно и вечером буду у тебя.
–  прервал их разговор Сергей. Виктор, взяв стул, сел рядом с кроватью.

Конец ознакомительного фрагмента.