Проклятый цирк
Шрифт:
«Наверное, они считают, что я должна больше тренироваться», – решила она.
Собственно говоря, так оно и было на самом деле: она все чаще чувствовала желание раствориться в материи, слиться с окружающим миром. Увидев большой камень, она входила в него и замирала там, в самом сердце гранита, как черепаха, заключенная в тяжелый панцирь. Здесь она чувствовала себя спокойно и уютно, надежно защищенной от всех внешних опасностей. Нередко она теряла счет времени и засыпала внутри камня, как живое ядрышко внутри гранитного ореха.
Зига, узнав о ее проделках, сделала ей выговор.
– Не смей
Несмотря на эти предостережения, Пегги по-прежнему любила проникать внутрь вещей. По ночам она иногда просачивалась сквозь пол фургона и погружалась глубоко в землю, прокладывая себе путь между сплетениями корней. Чем глубже она опускалась, тем более интересные открытия ее ожидали: скелеты воинов, погребенных в незапамятные времена, давно забытые клады… а иногда даже кости драконов. Всем ее существом овладевал необычайный покой. Земля как будто нашептывала ей: «Останься здесь, в моем чреве. Никто не сможет достать тебя здесь, никто не причинит тебе зла». Время от времени Пегги чувствовала искушение закрыть глаза и забыться под тяжестью чернозема. Ни о чем больше не думать, ни к чему не стремиться… Ей приходилось собирать всю свою волю, чтобы сбросить с себя эту вязкую дремоту и снова вынырнуть на поверхность.
Вернувшись в фургон, она потом целый час отмывалась от глины, покрывавшей ее с головы до ног.
Однажды цирковой шатер установили на пустоши неподалеку от одиноко стоящего дерева. Это был старый корявый дуб, неведомо как выросший здесь, среди бесплодной песчаной равнины. Пегги была просто зачарована этим вековым деревом, которое за свою долгую жизнь выдержало немало бурь и видело немало людских поколений, канувших в вечность. Она почувствовала непреодолимое желание слиться с ним. Она не знала почему, но ей казалось, что сделать это просто необходимо. Жизненно важно.
Воспользовавшись тем, что все были заняты установкой зрительских скамей, она покинула фургон… и вошла в дуб, свернувшись в его сердцевине клубочком – в той позе, в какой она обычно засыпала.
На нее тут же нахлынул невероятный покой, полная безмятежность. Дерево словно делилось с ней своей мудростью, отрешенностью от мирских сует. Оно не испытывало страха, не задумывалось о будущем, оно просто жило…
Пегги сразу поняла, что могла бы остаться здесь навсегда – незаметная гостья великого дуба. Крестьяне проходили бы мимо нее, даже не догадываясь о ее присутствии, века протекали бы один за другим, не задевая ее…
А потом…
А потом поднялся сильный ветер, свистя среди ветвей и обрывая листья, и Пегги почувствовала боль. Казалось, это у нее самой свирепая буря пучками вырывает волосы! Немного спустя прилетел зеленый дятел и принялся долбить клювом ствол, и у Пегги возникло ощущение, будто ей тычут острой иглой в щеку. Обезумев от боли, она вырвалась из толщи ствола и упала в траву, вся липкая от древесного сока.
Отдышавшись, она поднялась на ноги
– Ну что, – усмехнулась она, – теперь ты поняла, на что я намекала, когда говорила, что магическая сила зверей сулит не одни только радости?
На следующий день, причесываясь, Пегги увидела на своей расческе седой волос. Неприятный сюрприз заставил ее взглянуть правде в глаза: время забав подходило к концу.
Жертвы успеха
Минули три недели. Когда труппа давала представления слишком часто, сестры чувствовали, как их одолевает усталость. Кроме того, у них начинали сильно болеть суставы, и зрение становилось слабее. Эти симптомы проходили, когда в цирке выпадал свободный вечер, но теперь уже девочки не могли отрицать очевидное: магия богов-зверей начала подтачивать их здоровье.
Спустя несколько дней произошло одно странное событие. Пока Пегги и Мария-Женевьева исполняли свои номера перед полупустым залом, в шатер вошли трое незнакомцев в коричневых плащах с капюшонами. Не обращая внимания на остальных зрителей, они прошли прямиком в первый ряд и уселись на деревянные скамьи у самого манежа.
Надменный вид и уверенная манера держаться явственно выдавали в них людей знатного рода. Они не смеялись и не аплодировали, но следили за каждым движением артисток с чрезмерным вниманием, которое внушало тревогу.
«Неужели они нас узнали? – подумала Пегги. – Хотя нет, это невозможно. Мы ведь находимся под защитой чар богов-зверей. Тогда чего же им от нас нужно?»
Все это ей совершенно не нравилось. Незнакомцы были явно богатыми и знатными людьми – на руках у них поблескивали массивные золотые перстни с печатками.
Завершив номер, сестры скрылись за кулисами.
– Ты их видела? – спросила Мария-Женевьева.
– Да, – кивнула Пегги Сью. – Думаешь, они пришли сюда из-за нас?
– Не знаю. Будем надеяться, что они не из какой-нибудь лиги борьбы за запрещение применения магии.
– Я попытался проникнуть в их сознание, – проворчал синий пес, – но они тут же почувствовали мое вмешательство и заблокировали его. По-моему, это колдуны, состоящие на службе у какого-нибудь важного чина в королевстве.
– Придворные колдуны? – поразилась Пегги.
– Возможно.
– Лишь бы они не позавидовали нашим талантам, – простонала Мария-Женевьева.
Когда цирк опустел, незнакомцы остались сидеть на своих местах. Один из клоунов приблизился к ним и почтительно сказал:
– Благородные господа оказали нам большую честь своим посещением, но представление уже окончено.
Тот из троих, что был постарше, с острой бородкой клинышком, поднялся и заявил:
– Проводи нас к своему хозяину, нам нужно поговорить с ним.
Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы вести их к Гипнозусу, богу-горилле; однако на такой случай было предусмотрено, чтобы при появлении нежданных визитеров в качестве управительницы цирка «Дьябло» выступала Зига. Клоун поклонился и отправился звать цыганку, рассудив, что как раз настал момент воспользоваться этой чрезвычайной мерой, которую придумали сами инопланетные звери.