Проклятый дар
Шрифт:
– Дед, так чего хотел? – спросил Матвей строго.
– Весточку передать супруге своей. Умер во сне, не успел предупредить… – зачастил дед. – Внучка у нас осталась. Здоровая девка уже, учиться ей нужно. Да не тут, а в городе. Я ей на учебу деньги откладывал, а сказать забыл. Ты супруге моей передай, что деньги в сапоге, а сапог на чердаке. Сама она туда никогда не заглянет, что ей на чердаке-то делать?! А девка здоровая уже, ей учиться нужно. Так передашь? – спросил дед заискивающе.
Матвей представил себе эту дивную картину
– Она тебе не поверит, сынок. – Дедок снова закивал. – Так ты ей тогда скажи, что с Зинкой Павлючихой у меня ничего не было, что наговоры это. Про Зинку она точно поверит, а там, глядишь, и про деньги.
Да уж, про несостоявшийся адюльтер информация куда убедительнее, чем про запрятанные в старый сапог деньги. Матвей вздохнул.
– Хорошо, дед, передам, – сказал он после недолгих раздумий. – Ты где жил-то?
Матвей записал продиктованный адрес, выслушал благодарности и, пожелав деду счастливого пути, захлопнул наконец окно.
– Может, выпить хочешь? – Он обернулся к белой, как полотно, Алене. – Тебе, наверное, еще нельзя, но вдруг поможет?
– Хочу. – Она не сводила взгляда с занавешенного окна. – Ты мне только скажи, что это не галлюцинации.
– Это не галлюцинации, – послушно повторил Матвей, закуривая.
– А что?
– Ты про деда? Я не слишком силен в классификациях, но по ходу это призрак. Неупокоенный дух. Покойник. Называй как хочешь.
– Я никак не хочу. – Она протестующе замотала головой.
– Понимаю. – Матвей глубоко затянулся, взял Алену за руку, потащил в кухню. – Я тоже не хочу, но поделать ничего не могу. Слушай, у тебя в роду экстрасенсов случайно не было?
– Нет. – Она замерла посреди комнаты с широко распахнутыми глазами. – У меня все нормальные были. И дед, и бабушка, и родители.
– Все нормальные, а ты вот получилась ненормальная, – ухмыльнулся Матвей. – Я думаю, что ты и в психушку попала из-за этих своих способностей. Жила себе жила, а потом бац – и начала видеть всякое. На твоем месте любой бы умом тронулся от такого счастья.
– А ты? С тобой что?
– Не знаю. – Матвей задумался.
А ведь правильный вопрос! Отчего он, во всех отношениях нормальный мужик, сделался вдруг экстрасенсом?! Может, от прадеда нахватался? Мама рассказывала, что прадед был человеком необычным, таких сейчас принято называть народными целителями и показывать в «Битве экстрасенсов». Умел погоду предсказывать, болезни заговаривать, в травках разбирался. Может, и видел что необычное, да не болтал. Да что там, Матвей и сам видел! В детстве, лет так до пяти. Много всякого странного, иногда страшного. Мама говорила, что прадеда описывал в мельчайших подробностях, хотя тот умер незадолго до его рождения. Еще и приветы от него передавал. А на кладбище заходился таким истошным ревом, что взрослых брала оторопь. Матвея
– У меня это, похоже, наследственное. От прадеда, – сказал он не слишком уверенно, а потом добавил: – И не надо на меня так смотреть. Мне это тоже не особенно по душе.
– А мотыльки? – вдруг спросила Алена и потянулась за сигаретами.
– А мотыльки – это материальное воплощение неупокоенных душ, – вспомнил Матвей лекцию Ставра. – Тут кладбище прямо за забором. И психушка построена тоже на месте старого кладбища.
– Поэтому их так много? – Она прикурила, не дожидаясь, пока Матвей проявит галантность.
– Думаю, да.
– Значит, никакого сумасшествия? – В ее синих глазах отразился огонек от зажженной сигареты, и всего на мгновение они вспыхнули инфернальным красным светом. Матвей даже поежился, но быстро взял себя в руки. Не хватало еще пугаться всяких оптических феноменов.
– А у тебя в родне точно никто колдовством не промышлял? Ну или там целительством? Ты же из таких глухих мест родом. Болота, топи… Там, наверное, всякое бывает?
– Ничего там не бывает! – отрезала Алена.
– А туманы? – не сдавался Матвей. – Туманы там точно необычные.
– И туманы обычные! – Она протестующе замотала головой. – Все там нормальное! И потом, я там почти не жила. Моего деда в сорок четвертом фашисты расстреляли, а бабушку Ганну в сорок шестом репрессировали. Я вообще в Сибири родилась, а в Беларусь мы переехали, когда мне было уже десять лет. Бабушка очень хотела на родину вернуться, повидаться со своим братом. Дед Тарас – он не родной мой дед, он бабушкин брат… – Алена вдруг замолчала. Позабытая сигарета просыпалась пеплом на обеденный стол.
– Что? – не выдержал долгого молчания Матвей.
– Бабушка тоже про туманы говорила. Про туманы и про Морочь.
– Морочь?! Это что еще такое?
– Я не знаю. Местные так топь называют. Но бабушка к ней относилась как к чему-то живому. Говорила, что Морочь ей всю жизнь изломала, про грех какой-то говорила, про искупление. За меня очень боялась, умоляла к Гадючьему болоту даже близко не подходить, особенно в туман. Она старенькая уже была, заговаривалась сильно, никто на ее слова особенного внимания не обращал.
Значит, не соврал Ставр, что-то там нечисто на болоте. И бабка эта Аленина, которая в грехах кается… Какие в те времена могли быть грехи? Мужа сочли врагом народа? Так в каждой второй семье такое горе было. И почему к болоту нельзя подходить? Эх, видать, неспроста у Алены крыша поехала. Морочь заморочила…
– Я тебе еще кое-что очень важное не рассказал, – решился Матвей. – Давай собирайся. Весточку с того света передадим, и в путь. В дороге поговорим. Буду тебя сказками развлекать, чтобы не уснула.