Проклятый горн
Шрифт:
– Обычно нет, – ответил я, поднимая воротник куртки.
Была середина апреля, но о тепле в Альбаланде можно было только мечтать. Со стороны Северного моря, студеного и неприветливого даже летом, дул холодный, хлесткий, как кнут золянского пастуха, ветер. Его ничто не сдерживало на плоской, ровной как стол равнине, и он играл с многочисленными мельницами, которыми так славилась эта ландра [4] , заставляя вращаться их широкие крылья, раскрашенные алым и белым.
4
Провинция.
– Тогда
– В том числе и ты. – Я помнил, какое он испытал разочарование от того, что история оказалась сплошным обманом.
– Мог бы и не бередить раны, – проворчал тот, игнорируя усмехнувшееся Пугало, расположившееся на мешках с шерстью. – Я к тому, что эти паскуды, прости меня Господь, ибо все они уже мертвы, сочинили ангельскую весть. И даже не подозревали, насколько правы. Апокалипсис грядет. Юстирский пот вновь пришел с востока и угрожает человечеству.
Его, как и меня, беспокоило рассказанное колдуном, но я все еще лелеял надежду, что тот ошибался.
– До сих пор ни одного подтверждения с юга. Все молчат о заразе, Проповедник. Колдун мог и соврать.
– Мог, – не стал спорить тот. – Но боюсь, новости просто еще не дошли до нас. Путь очень не близкий.
Здесь он прав. Хагжит довольно далеко, море в марте-апреле бурное и штормовое, так что корабли с юго-востока задерживаются.
– Пока не буду думать об этом.
Он нахмурился:
– Негоже прятать голову в песок, Людвиг. И доколе будет он не верить Мне при всех знамениях, которые делал Я среди его? [5]
– Проповедник, у меня куча других занятий. Я ни на что не могу повлиять. Разумеется, я предупрежу Братство, а они отправят этот слух дальше, но в итоге, если эпидемия действительно началась, ничего не изменится. Даже если закроют порты, даже если выставят кордоны, даже если на каждой возвышенности посадят по волшебнику, который будет сжигать всех, кого увидит, – мор все равно найдет брешь. Это не локальный источник, как в Солезино, который вовремя взяли в оцепление.
5
Числ. 14, 11.
– Надо топить все корабли, идущие из Хагжита. – Он увидел, как у меня поднялись брови. – Я просто так предложил. Но другие скажут, что южане безбожники, так что греха в их убийстве нет.
– Так и будет. Корабли станут задерживать, заставлять разворачиваться назад или уничтожать. Но ночь темна, а океан велик. Кто-нибудь всегда проскочит. На барке или утлой лодке. Да в конце концов, волны прибьют труп зараженного с потопленного корабля к нашим берегам. Если эпидемия действительно так сильна, как говорил Вальтер, то приход смерти всего лишь вопрос времени.
– Надейтесь на Него во всякое время; изливайте перед Ним сердце ваше: Бог нам прибежище [6] .
Кормчий переложил руль, и неспешная баржа стала прижиматься к открытому правому берегу, а затем вошла в один из многочисленных узких протоков. Впереди показалась приземистая пристань, ряды домов, чадящие черным трубы жироварен, склады и подводы. На последние с барж сгружали товары.
– Знаешь, что меня больше всего бесит в моей новой жизни? – внезапно спросил Проповедник. – Не отсутствие сна и даже не то, что я не нуждаюсь больше в пище и вине. Меня просто начинает трясти, когда я вспоминаю, что теперь почти не могу ничего трогать.
6
Пс. 61, 9.
– Ты о предметах?
– Конечно, я о них! Почему этот гад, – он ткнул пальцем в Пугало, – может, если только захочет, швыряться полными винными бочками, а я, в свой самый лучший день, способен едва приподнять твой кинжал над землей?
– Потому, что ты светлая душа, а он темный одушевленный.
– Меня не устраивает такой ответ. Величайшая несправедливость. Ее что, никак нельзя исправить? Я лишен массы развлечений из-за этого уродства. Было бы весело задирать юбки почтенным матронам. Разве нет способа?
– Способ есть.
– И ты молчал?! – возмутился Проповедник.
– Просто не думаю, что он тебе понравится. Если я кину в тебя развоплощающим знаком, то на несколько мгновений, прежде чем ты исчезнешь, сможешь швыряться хоть коровами. Знак передаст тебе силу, заключенную в нем. Особенность светлых душ.
– М-да. Этот вариант меня не слишком устраивает.
Владелец судна подошел ко мне, степенно, но с уважением поклонился:
– Халсулес, господин страж. Нам надо разгрузить шерсть. Будете ждать или воспользуетесь дилижансом?
– За сколько управитесь?
– Полчаса, думаю. Надо прибыть на Кукушкину пристань до прихода приливной волны.
– Тогда подожду.
Баржа замедлила ход, матросы в шерстяных свитерах и испачканных смолой парусиновых штанах кинули швартовы причальной обслуге.
Тюки с овечьей шерстью, лежавшие на палубе, начали сбрасывать на руки грузчикам. Те относили их на склад.
– Как ты думаешь, Пугало побоится появляться в Арденау? Там много стражей и не все так дружелюбны, как ты.
– Оно? Побоится? – Я рассмеялся. – Ты, должно быть, шутишь. Но я провел с ним беседу и попросил не бузить, пока мы здесь.
Старый пеликан пробурчал нечто нелестное. Со времен Клагенфурта старикан пребывал в мрачной меланхолии.
Когда с разгрузкой было покончено, внезапно он оживился, указывая в сторону прядильного цеха:
– Это, часом, не наш ли старый знакомый?
Я пригляделся, улыбнулся. Человек, шедший к барже, заметил меня, махнул рукой.
– Привет, Людвиг. Проповедник, как здоровье? – Карл был все таким же широкоплечим, сильно оброс бородой и, похоже, не стригся с тех самых пор, как я видел его последний раз в Шоссии.