Проклятый горн
Шрифт:
Я сохранил серьезное выражение на лице. Проповедник, как деревенская бабка, которая лишь строит из себя колдунью, предрекая мор и град из-за скисшего поутру молока.
Городок Барко-де-Калаорра раскинулся в сердце чудесной зеленой долины, среди низких холмов, на которых возделывали виноградники и хмель. До моря отсюда было почти пол-лиги. Дорога, петляющая между вилл богатых землевладельцев, тянулась вдоль апельсиновых, лимонных и мандариновых садов. Затем по древнему каменному мосту, оставшемуся еще со времен императоров, перепрыгивала
Несколько деревень – красные пятна крыш на ярко-зеленом ковре злаков, всходящих на полях, где работали крестьяне. Вдалеке располагался погост и мрачная часовня еще тех веков, когда воины надевали на себя тяжелые латы и долбили по ним секирами. Сам город оказался окружен серо-желтой стеной, достаточно высокой, но давно уже не вмещавшей всех жителей, поэтому у ее подножия выросли постройки, занимавшие площадь ничуть не меньшую, чем сам Барко-де-Калаорра.
Я свернул к холмам, проехав через оливковые рощи, мимо апельсиновых садов и возделываемых полей к большому поместью, стоящему на пологом пригорке. Трое вооруженных конных, одетые точно фермеры – в жилетах, широкополых соломенных шляпах, черных платках на шеях, преградили мне путь.
– Вы по приглашению, сеньор? – спросил один из них. Немолодой, очень высокий и по глаза заросший бородой.
– Ищу инквизитора. Он здесь?
– Да, – односложно отозвался тот, развернул коня, поманив меня за собой, к дому.
Двое его товарищей оставили нас и отправились вдоль кромки поля, продолжая охранять границу поместья.
Вилла оказалась прекрасным белым четырехэтажным зданием с покатой крышей, маленькой башенкой и часовней. При всей своей красоте и аккуратности, она напоминала крепость. Толстые стены, тяжелые ставни на окнах, узкие бойницы, которые, казалось, были сделаны исключительно для декора, позволяли дать отпор нападавшим.
– Кто здесь живет? – спросил я.
Бородач обернулся в седле:
– Сеньор Фердинанд де Армаго, барон Рето, член городского собрания Барисеты.
Мне это имя ничего не говорило, и как видно он это понял, так как усмехнулся, но промолчал.
Дом стоял в окружении старых мандариновых деревьев, купаясь в их тени, словно пловец в высоких волнах. Услышав стук копыт, из подсобного помещения вышел очередной широкоплечий слуга в черном фартуке поверх фермерской одежды. Он молча забрал у нас лошадей, кивком указал на крыльцо.
Внутри царила прохлада, стояли большие каменные вазы с букетами свежих цветов, стены были голые и почти без украшений, что необычно – в домах у благородных как правило все завешано знаменами, картинами, доспехами, оружием и головами убитого зверья.
Идти пришлось недалеко, всего лишь три зала, в которых гулким эхом отражались наши шаги, затем одна новая, все еще пахнущая кедром лестница на второй этаж. Слуга показал мне на распахнутую дверь. Через нее в мрачноватый коридор лился теплый солнечный свет, и, не прощаясь, отправился назад.
На открытой террасе я увидел отца Марта, сидящего за столом и негромко беседовавшего с седовласым пожилым человеком.
Инквизитор, к моему удивлению,
Он выглядел уставшим. Возможно, из-за того, что обычно короткие волосы отросли и пребывали в беспорядке, возможно, из-за сильной небритости, покрывающей впалые щеки, а быть может, от того, что под глазами залегли тени.
Увидев меня он, приветливо улыбнулся, сгоняя со лба глубокие морщины.
– Здравствуйте, Людвиг. Я рад, что вы откликнулись на мою просьбу. – Он привстал с тяжелого трехногого табурета. – Позвольте вам представить сеньора Фердинандо де Армаго, владельца этого чудесного дома и одного из членов городского совета Барисеты. Фердинанд, это Людвиг ван Нормайенн, страж Братства.
Де Армаго был мощным, низкорослым стариком с неприятным, загорелым лицом. Тяжелая челюсть, которую не скрывала аккуратная бородка, маленькие запавшие глазки, сильные залысины и тонкие бледные губы – он привык командовать, распоряжаться и делать все по-своему. Я счел его довольно жестоким и даже опасным человеком, хотя, возможно, обманывался в своих впечатлениях. Просто не любил такой тип людей.
Повел он себя вежливо, тоже встал, протянул руку – здоровенную медвежью лапу. Рукопожатие у него было соответствующим. Все так же ничего не говоря, он без помощи слуг изволил налить мне холодного белого вина из большого пузатого кувшина, стоявшего на столе.
– Март сказал, что вы можете помочь. Снять вопросы, – пророкотал старик, и мои брови полезли вверх от того, как он называет легата Риапано. Де Армаго словно бы этого не заметил. – Сперва я противился, дело у нас семейное, но, если это облегчит ему работу и ускорит ее, почему бы и не позвать стража? Хуже уже все равно не станет.
– Семейное? – пробормотал Проповедник, облокотившийся на перила балкона.
– Вы родственники? – Я пригубил вина, которое оказалось превосходным.
Барон хмуро ответил:
– Что уж тут удивительного? У всех они есть. Даже у тех, кто выбрал дорогу инквизитора. Все мы по-разному служим Господу. А дело действительно семейное. Кто-то разорил фамильное кладбище, господин ван Нормайенн. И выкрал тело.
Он ждал моей реакции, я же сделал еще один глоток, прежде чем сказать:
– Воровство мертвых – дело плохое. Но этой проблемой обычно занимаются городские власти. Не инквизиторы вашего ранга, отец Март.
– Семейное дело… – снова начал де Армаго, но клирик поднял руку, обрывая родственника.
– Я предупреждал тебя, что если он приедет, то мы не будем играть в недомолвки. Обещаю, это останется между нами.
Тот проворчал, точно медведь, неохотно кивнул.
– Ладно. Тогда проще показать. Я останусь здесь. – Де Армаго налил себе вина. – И напьюсь.
– Людвиг, составите мне компанию? – Отец Март встал из-за стола. – Только хочу предупредить, зрелище не слишком приятное…
Старый барон вновь нахмурился, отвернулся и стал смотреть на шелестящие кроны мандариновых деревьев.