Проклятый манускрипт

Ванденберг Филипп

Афра уже встречалась со смертью, и она больше не приводила девушку в ужас. Но от такой неожиданной, необъяснимой кончины у Афры по спине побежали мурашки. Хотя она была знакома с монахом всего три дня, а знала о нем вообще очень мало, его смерть настолько взволновала ее, что Афра задрожала.

Мысль о том, что ее могут найти рядом с мертвым алхимиком, встревожила девушку. «Прочь отсюда», — пронеслось у Афры в голове. Словно загнанная косуля, Афра бросилась вон из комнаты для экспериментов через убранную лабораторию и уже собиралась открыть маленькую дверь, как пришла новая мысль — бумага!

Не раздумывая, Афра вернулась в комнату для экспериментов и взяла пустой лист вместе с пробиркой с надписью «Aq. Prod.». Афра уже хотела уйти, но тут наступила на что-то твердое, и оно хрустнуло

у нее под ногами. Девушка наклонилась и присмотрелась внимательнее: стекло, дно узкой колбы, немного напоминало ту самую капсулу с ядом, которые носили с собой отступники.

Афра удивленно посмотрела на алхимика. Словно давая ей тайный знак, его открытые глаза смотрели туда, где на столе по-прежнему лежал чистый лист. Бесконечно мертвый взгляд сводил ее с ума. Ей хотелось закричать, но крик застыл в горле. Афра сглотнула.

Словно боясь, что брат Иоганнес может встать и потребовать бумагу и пробирку обратно, она попятилась к выходу из комнаты для экспериментов. Афре казалось, что она вот-вот задохнется, и девушка жадно ловила воздух ртом. Не помня себя, она бросилась по витой лестнице наверх. Добежав до крестового хода, Афра остановилась. Спешка могла ее выдать.

Самое ужасное, что она могла теперь сделать, это неожиданно попасться кому-то на глаза. Прислонившись к колонне крестового хода, Афра замерла. Сейчас она с удовольствием растворилась бы в воздухе. Куда теперь?

Ключ по-прежнему был у нее с собой, тот самый, который, как уверял брат Иоганнес, открывал все двери аббатства. Не зная, что делать, Афра поднялась вверх по лестнице, туда, где находился вход в библиотеку. Но вместо того чтобы повернуть направо, она повернула налево. Куда ведет коридор, она не знала. Если ты сейчас кого-нибудь встретишь, думала Афра, тебя, по крайней мере, не заподозрят в том, что ты имеешь какое-то отношение к смерти брата Иоганнеса.

Окно, величина которого позволяла просунуть в него голову, давало немного света, падавшего слева. Справа находилось множество дверей на расстоянии десяти шагов одна от другой. Над притолоками в стене были выбиты сокращенные цитаты из Святого Писания, такие как «Еремия [8:1]», или «Псалом 4 [104:1]», или «Матф. [6:31]», которые Афре ничего не говорили. Вероятно, речь шла о кельях монахов. Но большинство казались заброшенными. Некоторые двери были открыты. Повсюду на скромной обстановке, состоявшей из конторки для изучения Святого Писания, стула и сундука для сна, были пыль и паутина.

В одной из затхлых келий Афра спряталась и закрыла за собой двери. На конторке она разложила неисписанный лист бумаги, который нашла рядом с телом мертвого алхимика. Потом вынула пробирку из камзола.

Афре было ясно, что надпись «Aq. Prod.» может означать только «aqua prodigii». Это была та самая жидкость, с помощью которой можно сделать невидимую надпись видимой.

На двери висела пелерина поношенной монашеской рясы. Афра намочила краешек ткани прозрачной жидкостью, осторожно разгладила лист бумаги и разложила его на конторке. Потом стала протирать лист тряпочкой, пока тот под влиянием жидкости не начал скручиваться.

Сжав кулаки, Афра смотрела на морщившийся лист бумаги. Она не знала точно, что случилось с братом Иоганнесом, но обстоятельства его смерти заставляли ее предположить, что алхимик оставил на этом листе бумаги послание, не предназначенное для чужих глаз.

Ее глаза лихорадочно-умоляюще скользили по листу, который тем временем приобрел цвет охры, но не выдал ни единого слова. Вспоминая алхимика Рубальдуса, Афра понимала, что процесс требует терпения.

Когда она уже подумала, что фантазия сыграла с ней злую шутку, на охровом листе бумаги стали появляться горизонтальные полоски, поначалу различимые только в центре листа. Постепенно их становилось все больше и больше.

В первой строчке, написанной мелкими буквами, словно было очень важно написать как можно больше на одном-единственном листке, Афра прочла следующие слова: «In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti». [26]

По странному совпадению через окно на бумагу упал луч света. Грубый

крест оконной рамы разделил его на четыре отдельных луча из сверкающей пыли. Словно постившийся четыре дня аскет, Афра проглотила следующие строки: «Я, брат Иоганнес ex or dine Sancti Benedicti, [27] знаю, что только один христианин способен прочесть эти мои последние строки: вы, молодой господин Илия. Или лучше сказать „госпожа Кухлер“? Да, я знаю вашу тайну. Я не так давно ушел от мира, чтобы не знать, как ходят женщины. А если мне еще нужны были доказательства, то их предоставило зеркало, стоящее в моей лаборатории. Мужчина, который так рассматривает себя в зеркале, как вы, может быть только женщиной. Так что я мог и не копаться в ваших вещах, где кроме женских платьев нашел путевой документ, выписанный на имя Гизелы Кухлер».

26

In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti — Во имя Отца и Сына и Святого Духа (лат.). (Примеч. ред.)

27

Ех ordine Sancti Benedicti — из ордена Святого Бенедикта (лат.). (Примеч. авт.)

Афра не могла дышать. Пояснение монаха-алхимика было вполне понятным. Но почему же, во имя Девы Марии, брат Иоганнес лишил себя жизни?

Водя пальцем по каждой строке, Афра негромко читала, словно цитируя Ветхий Завет: «Я вспомнил также, что было, когда я показывал вам свою лабораторию. Удивительно, но самое заветное желание всего человечества, философский камень, заинтересовало вас мало. Нет, вы пытались узнать все о самом простом трюке, которым занимаются алхимики. Для этого нужна, как вы и сами знаете, безобидная жидкость — с ее помощью проявляются исчезнувшие надписи. То, что так внезапно сошлось, имело свою предысторию: некий Гереон Мельбрюге, страсбургский купец, пару дней назад привез нам бочонок фолиантов, списков тех книг, которых больше нет в Монтекассино. Вы должны знать, что я читал почти все новые книги, которые появлялись на святой горе, ведь алхимия — это не что иное, как сумма всех наук. Под подозрительным взглядом брата Мауруса я просмотрел эти книги, прежде чем они скрылись на необозримо долгое время в дебрях библиотеки. Одна из этих книг заинтересовала меня особенно сильно. Она называется „Compendium theologicae veritatis“».

Афре показалось, что она вот-вот упадет. Она зашаталась и схватилась обеими руками за конторку: брат Иоганнес обнаружил книгу с пергаментом. Но заподозрил ли он, что в ней было тайное послание?

Следующие строки ответили на ее вопрос. Словно в лихорадке, Афра продолжала читать: «Меня заинтересовало не содержание книги — оно показалось мне слишком непонятным и несистематизированным, — нет, мой дух ученого подхлестнул сложенный пергамент без видимой информации. Такой человек, как я, которому не чуждо написанное слово, знает об особенностях пергамента и о том, что хранить его в книге, не используя, многие годы — грех против искусства письма и дорогого разглаженного овечьего и козьего меха. Более того, мне пришла в голову мысль, которая пришла бы в голову каждому алхимику, — что на пергаменте может быть тайное послание. Дальнейший процесс я могу вам не описывать. Вы пользуетесь той же жидкостью, иначе вы не смогли бы прочесть эти строки».

На груди у Афры словно лежал тяжелый камень, мешавший ей дышать, поэтому она выпрямилась и глубоко вдохнула. Ей показалось, что письмо, которое она проявила, начинает таять у нее на глазах. Но мелкий почерк алхимика мешал ей читать быстрее.

«С широко открытыми глазами и бьющимся сердцем я прочел письмо моего собрата Иоганнеса Андреаса Ксенофилоса, написанное в 870 году под влиянием угрызений совести в этом самом монастыре. При этом, я искренне сознаюсь, мир для меня рухнул — мой мир. Осознав приведенные Иоганнесом Андреасом факты по поводу CONSTITUTUM CONSTANTINI, я не могу и не хочу жить дальше. Да простит меня Господь Бог и будет снисходителен к моей душе. Аминь.