Проклятый металл
Шрифт:
– Еще травы! – распорядился я и попытался протереть слезившиеся глаза.
Из левого уха заструилась стекавшая на шею теплая струйка крови, отличить дым от клубившегося в голове тумана становилось все трудней, и сосредоточиться на прояснявшей сознание мантре никак не получалось.
– Какой? – заорал мне в спину судорожно рывшийся в сумке с травяными смесями парень.
– Всей подряд, и побольше! – Вряд ли дым мог надолго сбить беса с толку, и все же сейчас нам на руку могла сыграть любая мелочь.
Вокруг пентакля начали свиваться в непроницаемый покров возникавшие будто из ниоткуда нити
Оставивший в покое ножные кандалы бесноватый с нескрываемой злобой уставился на меня, но наперекор чужой воле я сложил пальцы в отгоняющую зло фигуру и, начав проговаривать формулу изгнания, шагнул в прочерченный на полу круг.
Меня тотчас закрутил вихрь сумбурных видений, полузабытых кошмаров и поднятых со дна души песчинок обжигавших своей горечью воспоминаний. Как-то незаметно накатила тоска, безразличие и апатия, но ослабленный дымом трав и полынной настойкой бес так и не сумел окончательно задурманить мне голову.
Принявшись в голос орать формулу изгнания, я подскочил к Леону и изо всех сил вцепился бесноватому в плечи. Хозяйничавшая у него в теле потусторонняя сущность к такому повороту событий оказалась не готова; моя воля острыми лезвиями располосовала чужую душу и вырвала из воришки беса.
– Жнец! – хрипло выдохнув, судорожно задергался арестант.
Стиснутый мертвой хваткой бес корчился и пытался освободиться, но раз за разом терпел неудачу. Рывки становились все судорожней, попытки сбежать – все отчаянней. Без толку: опыт в таких делах у меня имелся немалый. Захватить, насколько получится – лишить потусторонней силы, а потом загнать темную сущность в самую глубину своей души. Туда, где бились, пытаясь обрести свободу, уже заточенные во мне бесы.
Выудив из-под плаща фляжку лекаря, я сделал несколько глотков полынной настойки и неуверенно поплелся к конторке писаря. Взгромоздился на нее и, чувствуя, как начинают затихать вцепившиеся друг в друга бесы, глотнул еще. Чужеродная сила переполняла меня, рвалась на волю, жгла пальцы, и хоть немного унять ее судорожное биение оказалось вовсе не просто. Да уж, знай наперед, насколько эта тварь сильна, не рискнул бы наобум лезть. Вот что значит – расслабился. Нет, теперь все ритуалы от и до. Пусть мороки больше, зато шкура целее будет.
– Все в порядке? – пригляделся ко мне старший охранник.
– Ага. – Передав ему фляжку, я скинул на пол кожаную шляпу и вытер с шеи начавшую подсыхать кровь. Меня колотила дрожь, суставы ломило, а левый глаз почти ничего не видел, но плюнуть на все и пойти к себе в нору отлеживаться, к сожалению, не было никакой возможности…
– Звать остальных? – в два глотка допив настойку, даже не поморщился сержант и поставил фляжку на угол конторки.
– Зови, – прикрыл я глаза, пытаясь разобраться в ворохе воспоминаний, оставшихся от прятавшегося за чужим именем воришки.
– А с этим что делать? – указал на безжизненное тело арестанта один из подчиненных Сержанта. И ведь помер жулик вовсе не потому, что я грубо сработал, нет – от
– Не трогайте пока.
Я спрыгнул с конторки, и вернувшийся в зал дознания писарь начал собирать с пола разлетевшиеся листы.
Заглянувший в дверь тюремный лекарь при виде мертвого вора только крепко выругался и отправился за дежурным надзирателем, а вот деятель из надзорной коллегии явно намеревался потребовать объяснений. Но глянул мне в лицо и промолчал. И правильно сделал…
– Пиши, – зажмурился я, пытаясь удержать в памяти чужие воспоминания. – Курт Лима, щипач, работал обычно неподалеку от порта в команде Тео Миноги. Четыре года назад загремел в «Ржавую кирку», почти сразу же отправили на сезонные работы. Все.
– Что значит – все? – обескураженно уставился на меня бородатый.
– Все – это все, – пожал плечами я. – В бараке уснул и не проснулся.
– А Леон Алвис?
– Скорее всего, давно под пирс спустили.
– Получается, мы нашли одного из проходивших по делу «Ржавой кирки» каторжан, но это ничего не дало…
– Еще как дало. – Расстегнув плащ, я принялся прямо на пол скидывать кожаные одеяния братьев-экзорцистов. – Теперь нам точно известно, что вернувшиеся с полуночи каторжане всего лишь марионетки, которых дергают за нитки спрятавшиеся внутри бесы. Сколько их, кстати, всего пропало?
– Неважно, – отмахнулся от меня хлыщ.
– Неважно так неважно, – хмыкнул я и направился на выход: – Проводите, что ли…
Вернувшись в камеру, я сразу же завалился на койку и закрыл глаза, пытаясь отрешиться от окружающей действительности. Отрешиться не получалось – внутри билась переполнявшая меня потусторонняя сила. Билась, жгла, искажала восприятие, заставляла непроизвольно подергиваться пальцы.
Кое-как расслабив сведенные судорогой мышцы, я заставил себя успокоиться и только после этого начал разгонять по телу вырванную из беса энергию. А затем вить из нее тончайшие жгутики и рассеивать, растворять, поглощать. Делать своей неотъемлемой частью. «Путь мыслителя», раздел «Медитация как основа развития личности», глава «Тело как инструмент».
Сколько провалялся в полубессознательном состоянии – не знаю, но очнулся еще засветло. Собрал остатки растекшейся по телу потусторонней хмари в один коловший холодом комок и схоронил его под сердцем. Потом поднялся на ноги и неуверенно потянулся. Как ни странно, ничего не болело. Отбитая при ударе о стену спина прекрасно сгибалась, перед глазами больше не стояла туманная пелена, а неизменный спутник ритуала изгнания – головная боль затаилась, дожидаясь лучших времен.
Не дождешься, сука.
Если бы не жалила холодом смотанная в клубок бесовская сила, я бы и вовсе был просто счастлив. А так… так – живой, да и ладно. И пусть беспрестанное хождение по лезвию ножа давно стало поперек горла, жаловаться было грех: вырванная из бесов «скверна» делала меня быстрее и сильнее; я стал гораздо лучше видеть в темноте, научился залечивать неглубокие порезы и рассаженные о стену костяшки. И пусть братья-экзекуторы по части колдовских способностей легко заткнут меня за пояс, но надо же с чего-то начинать?