Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди

Шипаков Виталий

– На-ко вот, возьми.

– А как же вы, Иван Андреевич? – попытался отказаться от столь щедрого подарка Ярославец.

– Бери, не сомневайся. У меня, чай, не четыре, а только две руки, – положив ладони на заткнутые за пояс кремневые пистолеты, успокоил его Княжич и начальственно распорядился. – А оглоблю эту здесь оставь. Схватка ближней будет, пищаль не пригодится, разве как дубиной ей махать.

Руководило Ванькой чувство справедливости. Показавшийся ему вначале вовсе пустяковым ночной поиск вражеских лазутчиков после здравых размышлений представился уже в совсем ином свете. Это на словах сказать легко, к утру, мол, пленников доставлю, а ты сперва попробуй, отыщи

кого-нибудь в непроглядной темени ночной. Для двух столь малочисленных отрядов, разделивших степь бескрайнюю напополам, уже почти невыполнимая задача. Ну а ежели повезет найти врага – это только начало всего дела. Вряд ли кто пошлет лазутчиками глупых неуков, наверняка народец боевой и, несомненно, опытный за полком догляд ведет, да и сколько супостатов, одному лишь богу известно. Днем Иван их насчитал с десяток, однако вражеских ватаг может быть несколько, скорей всего, даже так. А главное, что они за люди, коли татарва – еще куда ни шло, но если рыцари шляхетские… Легкий холодок – верный признак приближения большой опасности, пробежал по Ванькиной спине. Так что в первый свой, по всем приметам жестокий бой, Ярославец должен пойти во всеоружии.

На какой-то миг хорунжий было порешил не брать с собою Сашку, предлог найти нетрудно, но тут же передумал. Это было б тоже не по совести. Ярославец сам избрал рисковый воинский путь, так зачем ему препятствовать. Щенков, бросая в воду, плавать учат, а людей сражения бойцами делают, другого способа просто не дано.

Вспомнив эту жестокую истину, Княжич отстегнул от пояса свою с золоченой рукоятью саблю.

– И клинок твой ржавый выкинь, хватит им народ потешать, возьми вот мой, а я Герасимов булат испытаю, нечего ему во вьюке зря пылиться.

Но от этого подарка Сашка отказался наотрез:

– Нет, Иван Андреевич. Сабля – это наша честь, ее каждый должен свою иметь, – и, смело глянув в Ванькины глаза небесно-чистым взором, смущенно, но уверенно добавил: – Я ведь все-таки не нищий, а казак.

– Ну что же, гордым быть никому не заказано. Настоящие бойцы такими только и бывают, – усмехнулся Княжич. Ярославцева строптивость его нисколько не обидела.

Сашка тоже был безмерно рад, что хорунжий правильно все понял.

Однако, обратно саблю Иван пристегивать не стал, сочтя сие дурной приметой. Он сунул ее в седельный вьюк, а взамен вынул с виду неказистый булат и колчан со стрелами.

29

На поиски врагов бойцы знаменной полусотни выступили в полночь. Провожаемые недоуменными взглядами выставленных в ночной дозор станичников, они проехали назад саженей триста и остановились.

– Ну что, браты, пора делиться, далее расходятся наши пути, – скомандовал хорунжий.

Прощаясь с Федором, он крепко пожал ему руку. Ордынцева ладонь показалась ему необычайно, почти мертвецки холодной, хотя весь вид отчаянного казака излучал безудержную лихость. По-своему истолковав пристальный взгляд начальника, Федька заявил:

– Не сомневайся, Ванька, отыщем нехристей, я их сердцем уже чую.

– Ты, Федор, будь поосторожней, больше не на лихость, а на смекалку налегай. Это на словах все просто, но, судя по всему, с шибко ушлыми людишками нам схлестнуться предстоит. Смотри, в засаду не угоди.

– Да понимаю, чай, не маленький, – Ордынец сразу сделался серьезным, напускное веселье слетело с его лица.

– Прощай, Иван, – не дожидаясь ответа, Федька двинулся со своими казаками навстречу неизвестности.

Первая половина ночи не принесла удачи. Обшарив все окрестности версты на три назад от казачьего

стана, и, пройдя примерно столько же вглубь степи, Ивану с его воинами не удалось обнаружить даже каких-либо следов вражеских лазутчиков. Время шло, и безуспешность поисков начала всерьез тревожить хорунжего. Еще часок-другой и на землю опустится туман, в белесой мокрой пелене которого станет вовсе невозможно кого-то найти, тогда дай бог своих людей не растерять. Более всего Княжич злился на самого себя – надо было давеча перед старшинами куражиться да пустые обещания давать.

– Ночью тепленьких возьму, к утру доставлю…

Вот и взял черта лысого с ведьминой горы. Чтоб совсем не впасть в отчаянье, он приказал отряду остановиться и, усевшись на повлажневшую уже траву, начал размышлять.

Для начала Иван поставил себя на место врагов. Для догляда за полком вполне хватало двух-трех человек, которых никто бы вовсе не заметил, а супостаты выслали несколько, пусть небольших, но отрядов. Значит, вражьи задумки одной слежкой не ограничивались. И тут Иван припомнил, как поутру Новосильцев отправил трех дворян с посланием к московским воеводам. Скорей всего, перед лазутчиками поставлена задача не только следить за их полком, а и перехватывать гонцов, которые и среди ночи могут в путь отправиться. Получалось, что вражьи соглядатаи затаились где-то впереди, в ближайшем придорожье.

Осененный этою догадкой, хорунжий поднял казаков и, растянув их в цепь, повел вдоль дороги. Зайдя на сей раз не менее, чем на пять верст вперед от стана, он уже начал сомневаться в своем предположении, как вдруг ехавший рядом Ярославец тихо, чтоб не будоражить остальных, произнес:

– Глянь, Иван Андреевич, никак, огонь виднеется.

Поначалу Княжич ничего не увидал, он уже собрался ругнуть своего незадачливого друга, но в это время впереди не более чем за версту мелькнул красноватый всполох. Негромко свистнув, Ванька подозвал своих бойцов. Не отрывая взгляда от казавшегося павшей на землю звездочкой огонька, он радостно сказал:

– Кажись, нашли, молодец, Ярославец.

Когда приблизились на расстояние, с которого стал ясно виден вражеский костер, хорунжий вновь остановил отряд. Первым его порывом было пуститься вскачь да сабельным ударом смять вражеских лазутчиков. Будь их побольше, он, скорей всего, так бы и поступил, но малочисленность бойцов заставила Ивана действовать более осмотрительно.

Спешившись, Княжич передвинул за спину пистолеты, взял колчан, после чего полушепотом распорядился:

– Ждите здесь.

В ответ на Сашкин взгляд хорунжий одобрительно кивнул:

– Пойдешь со мной.

Когда прошли с полсотни саженей, он лег на мокрую траву и легко, как ящерица, пополз по ней. Ярославец, словно тень, последовал его примеру.

Шагов за тридцать от костра Иван поднял голову, огляделся. Возле самого огня сидел гигантского телосложения человек непонятной наружности. По его виду даже ушлый Ванька не сразу смог определить, к какой стае рода человеческого тот принадлежит. Могучее, оголенное до пояса тело в лучах костра казалось вылитым из бронзы. Большая, под стать стану, голова была брита, а оставленный на темени пучок волос свисал на ухо, украшенное золотой серьгой. Широкие глаза и курносый нос выдавали его явно неордынское происхождение, что подтверждал висевший на шее крест, православный он иль католический, хорунжий рассмотреть не сумел. Лишь углядев широкие, красного сукна шаровары, заправленные в остроносые сапоги, Княжич наконец-то догадался, что это малоросский казак. Огромные вислые усы да бритый подбородок окончательно развеяли его сомнения о том, какого роду-племени лазутчик.