Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди
Шрифт:
Волович молча выслушал тестевы упреки, однако твердо настоял на своем.
– Так надо, Ян, это дело чести. Если хочешь вправду мне помочь, лучше дай побольше людей в сопровождение.
Такой же вспыльчивый и отходчивый, как его дочь, Озорчук уже с тревогой в голосе поведал:
– Вот людей как раз у нас негусто. Из той сотни, что я привел, чуть не половина с Радзивиллом остались ополчение собирать. Шептицкий со своей хоругвью22, по моим подсчетам, еще вчера должен был прибыть, но, видно, запил, пропащая
Заметив изумление в глазах Станислава, полковник пояснил:
– Родственные души, уже при этой жизни оба в облаках витают, не умом, а сердцем живут.
Ян тяжело вздохнул и, не расставаясь с помыслами о друге, которого ему сейчас так не хватало, добавил:
– Хорунжий мой, несмотря на всю его отчаянность, чувственный, как баба, по любой причине, даже самой малой, в тоску впадает. Пятнадцать лет с ним знаюсь, а до сих пор не могу уразуметь, как в нем дерзкая отвага с безволием уживаются.
Немного помолчав, Ян вернулся к начатому разговору.
– С Казимиром, может, ты и прав, не век же вам скрываться друг от друга, надо встретиться да объясниться, но, боюсь, добром не кончится ваша встреча, а поэтому поедем вместе. Я сам сопровождать вас буду.
Обрадованный канцлер утвердительно кивнул, но о чем-то вспомнив, с сомнением спросил:
– Так-то оно так, да ладно ль будет тебе, прославленному воину, как простому охраннику на праздник ехать. Приглашение-то только мы с Еленой получили. К тому же засмеют меня дружки Казимежевы, коли я прибуду в гости с целым войском.
Полковник малость призадумался, однако тут же нашел выход из непростого положения.
– А я в саму Варшаву не поеду, у городской заставы вас буду поджидать. Вряд ли Вишневецкий в своем доме на тебя осмелится напасть, если учинит какую пакость, так на обратном пути.
На том они и порешили. Откуда было знать полковнику, что для Казимежа не писан закон гостеприимства, об этом знал лишь только друг его, хорунжий Гжегож.
20
Праздник в доме князя Казимира подходил к концу. Он, несомненно, удался. Елена, по крайней мере, была просто счастлива. Вразумленный накануне муж ослабил свою опеку и большую часть времени проводил в беседах с епископом да Радзивиллом. Новый Еленкин кавалер, командир гусарского полка Михай Замойский оказался великолепным танцором. Гусар весь вечер не отходил от молодой княгини, не сводя с нее влюбленных, именно влюбленных, а не похотливых глаз. Немного, правда, омрачало счастье раскрасавицы отсутствие внимания со стороны хозяина. В нем она изрядно разочаровалась.
– Тоже мне, великий соблазнитель, от одного моего взгляда скис. Ну и сиди себе, как филин на суку. И чего все эти дуры в нем находят, – думала отчаянная сумасбродка, изредка поглядывая на просидевшего весь вечер в кресле Вишневецкого.
Когда усталые
– Хочу, канцлер, на прощание с тобой да твоей красавицей женой вина испить.
В ответ на поданный им знак в зале тут же появился расторопный Мечислав с тремя хрустальными кубками. Ничего не подозревающий Станислав легкомысленно согласился и позвал Елену. Та уже направилась к супругу, но прозвучавший за ее спиною тихий голос Замойского заставил чаровницу невольно обернуться. На лице гусара застыл испуг, при этом он смотрел не вслед покинувшей его Еленке, а на Вишневецкого.
– Остерегайтесь, сударыня, похоже, Казимир что-то затевает. Под любым предлогом вина не пейте, – еле слышно прошептал князь Михай.
Расценив это как глупую шутку молодого ревнивца, княгиня еще выше вздернула свой очаровательный носик и направилась к совсем нестрашному, несмотря на все о нем услышанное, хозяину дома. Из трех поднесенных дворецким кубков два оказались большими – для сановных господ, а один поменьше – для дамы. Так что выбирать Елене было не из чего, и она первой взяла с подноса предназначенную ей чару, не заметив довольной усмешки Вишневецкого – пока все шло, как он задумал.
Разгоряченная танцами княгиня выпила свой кубок до дна. Вино было на редкость приятным, к обычному виноградному букету примешивался запах алых полевых маков.
Когда, сопровождаемая радушным хозяином, чета Воловичей уже шагнула на каменные ступени парадного подъезда, намереваясь пройти к воротам, где их ожидала карета, Вишневецкий, взглянув с презрением на шатающихся по саду пьяных шляхтичей, раздраженно заявил:
– Постой, Станислав, негоже твоей красавице жене на это быдло непотребное смотреть. Давай-ка лучше я вас другим путем проведу.
Не дожидаясь согласия канцлера, он приказал шедшему за ними вслед наперснику:
– Пан Мечислав, не сочти за труд, вели карету князя к малым воротам отогнать, – после чего шагнул к ведущей в глубину сада аллее, по обеим сторонам которой росли раскидистые вязы. Пройдя саженей сто, супруги действительно увидели ворота, вернее даже не ворота, а, скорее, тайную калитку. Нехорошее предчувствие шевельнулось было в душе Станислава, но тут же развеялось. Калитка распахнулась, и канцлер увидал Мечислава с факелом, а за его спиной свою карету. То, что нет на козлах кучера, он как-то не заметил.
Вишневецкий, шедший впереди, остановился и, уступая Воловичам дорогу, сказал:
– Жаль мне расставаться с вами, гости дорогие, да ничего не поделаешь, все в этой жизни свое начало и свой конец имеет. Прощай, канцлер. Спасибо, что приглашением моим не пренебрег. Сказать по правде, шибко ты меня обрадовал, не чаял я наш спор так легко уладить.
Затем, стараясь не глядеть в глаза Елене, поцеловал ей руку и добавил:
– До встречи, сударыня, до скорой встречи, – после чего пошел обратно к дому.