Проклятый род
Шрифт:
– Что же это - дурная сила, или просто солнце садится?
– Михаил крепче стиснул Верину руку. Крестианцы по-прежнему оставались полностью безоружны. После услышанного возле ручья, Серко не рискнул отдать им даже ржавого револьвера с двумя патронами. Людям оставалось надеяться только на мастерство Одинокой Волчицы и карабин Навьего сына.
– Любую медвежью берлогу зверьё старается обходить - это дело обычное. Но чтобы совсем из леса прочь уходило, такое я вижу впервые. Зверь всех оттолкнул, - размышляла вполголоса Влада. Изредка она останавливалась и присматриваясь к чёткому следу
– Таким не родишься, - продолжила девушка, - быть может Дух сам выбирает чудовище покрупнее, чтобы в него подселиться. Мог и медведицу захватить, когда та раздобрела. К нам тоже Волчьи души под землю приходят и пробуждаются в молодняке при взрослении.
– Но могут спуститься и тёмные души, - вдруг вспомнил Серко одержимость Виданы.
– Думаешь, Зверь одержимый и к нему тёмный дух привязался?
– Не я у ведуньи учился скрытое видеть. Ты мне скажи.
Но Влада ничего не ответила. Она тихо кралась впереди общей группы, стараясь ничем не выдать себя в синеватом сумраке леса. В любой момент охотники ждали открытого нападения. Медведица с потомством была всегда зла на чужаков, особенно если те подходили слишком близко к берлоге. А то, что они приближались, не оставляло сомнений. Серко заметил первые метки - глубокие борозды на древесных стволах. Такие следы оставались после могучих медвежьих когтей, предупреждая не ступать за границу владений.
– Территорию метила, значит скоро увидимся, - шепнула Волчица. Вниманием Серко завладели предметы лежащие на земле. Нагнувшись, он поднял отстрелянную гильзу из самозарядного карабина.
– Охотников из Звонкого Бора медведица у своих границ встретила, может кого-то из них прямо здесь заломала. Люди много стреляли, страшно им было.
– Любой охотник встреч с медведем боится. Даже если мужчин было двое и даже если с оружием шли.
– Они хотели зверя в берлоге застать, - догадался Серко.
– Шли уверенно, грамотно, будто на простую добычу охотились.
– А Лесной Дух сам выследил чужаков, да первым напал, - хмыкнула Влада.
– Как бы с нами такой же беды не случилось. Запомни, братец, - одержимый зверь уже не безмозглая животина. Он ведёт себя по-другому и как простое животное никогда не поступит.
Серко оглянулся и мрачно посмотрел на маленького Егорку. Мальчик жался возле своей старшей сестры, видя в ней и безоружном брате единственных надёжных защитников.
– Крестианцев надо оставить. Они могут погибнуть...
– Нет, - резко ответила Влада.
– Я одна против такой твари не сунусь! Ты мне нужен опорой, а не пастухом при ягнятах. Вук тоже нужен, а значит и крестианцам с нами идти. Погибнут, так значит Недоля их не задремала. Или предлагаешь в лесу привязать?
Серко одарил сестру мрачным взглядом, но согласился; более опасной охоты у них ещё не было. На такое дело следовало отправляться всем вместе, не расставаясь, но сердце щемило дурное предчувствие. Всё могло обернуться слишком круто и тогда смерть непременно подкараулит кого-нибудь из беззащитных.
– Не о том ты думаешь, братец! Выкинь её из своей головы и даже думать не смей!
– вдруг сжала зубы Волчица.
Даже не следуя по тропе Серко мог сказать, где они точно повстречаются с зверем. Карта ясно указывала, что в этом лесу когда-то было убежище. Если медведь не рыл себе берлогу на Зиму и под развесистой елью спать не ложился, то искал пещеру поглубже. А что могло стать лучшей "пещерой", чем подземелья старого бункера?
Люди, что в далёком прошлом строили эти убежища, едва ли думали, что многие годы спустя все окрестности зарастут диким лесом. Не знали архитекторы прошлого и о том, что к тяжелому люку выйдут охотники, которые отвергают свою человечность, называя себя не иначе как Навью.
Проведя больше часа на звериной тропе, Серко и Влада наконец-то отыскали вход в бункер. Бетонный козырёк над люком давно порос мхом и раскрошился. Но даже поглощённое молодой порослью сооружение выглядело чуждым дикому лесу. Люк оказался приоткрыт наполовину. За тяжёлой дверью зиял проход в темноту. Уже с порога стало понятно, что в бункер давно не спускались. Лишь гудящие сквозняки рвались на поверхность из глубины этажей, забивая чутьё смрадом помёта животных и старой гнилью.
– Вот тебе и Тепло, - проворчала Волчица.
– Здесь жить точно нельзя, только медведю такая берлога сгодится. Как думаешь, когда люди отсюда ушли?
– Отец об убежищах мне много рассказывал, - ответил Серко.
– Ещё во времена Долгих Зим большинство подземелий просто разграбили. Выломали двери снаружи, жильцов перебили, а добро растащили по разным весям. Но некоторые подземелья сами давно опустели. Как только еда и топливо кончились, люди решились выйти наружу. Двадцать Зим назад мать могла на такую же развалюху наткнуться, однако, племени повезло...
Влада метнула на него рассерженный взгляд. Размышляя, Серко позабыл о стоявших вблизи крестианцах. Он тут же спохватился, но исправляться уже было поздно. Лицо сестры повернулось в сторону леса.
– Слышишь, Серко, как ветер вдруг переменился?
– одними губами прошептала Волчица. От уголка её рта к подбородку побежала тонкая струйка крови. Увидев это, Вера с испуганным вздохом прижала Егорку к себе.
– Не меня надо бояться, дура, - прохрипела Навь не своим голосом. Взгляд Влады не отрывался от рощи возле входа в убежище. Вук резко обернулся и зарычал на кусты. Ветви неожиданно затрещали и воздух наполнился глубоким сопением. Ворочая могучим телом, навстречу людям вышел взъерошенный, бурый медведь. Низко опустив косматую голову, он изучил чужаков исподлобья, а затем яростно заревел.
– Это не наша медведица, - успела сказать Влада, поднимая винтовку.
– Это её Пестун, года три, но крупнее обычного!
Однако, ещё до того, как "Пера" успела выстрелить, медведь ринулся на охотников. Было сложно представить, что столь большой зверь может двигаться с такой прытью. Хозяин берлоги уверенно чувствовал себя на своей территории. Увидев чудовище, Михаил не сумел сдержать страха. Он с криком бросился в обратную сторону, увлекая за собой Егора и Веру. Не успел Серко обернуться, как крестианцы скрылись за железной дверью убежища.