Проклятый род
Шрифт:
Влад замялся, а все стоявшие мужики рядом с главнокомандующим и все курсанты посмеивались над ним, а девушка одарила парня раздражительным взглядом, намекая, чтобы тот убрал от нее «свои лупы». Он еле заметно дернулся, опустил голову и отошёл, вставая первым в строй.
— Уже невеста есть, Андрей, — тихо рассмеялся старик и пихнул стоявшего рядом мужчину в бок.
— Боюсь, не доживет, Геннадий Викторович, — с тихой яростью посмотрел Андрей на сына так, что у того застыла кровь в жилах и из носа даже прекратила выступать алая жидкость.
— Да не надо так. Популяцию-то надо как-то восстанавливать, — снова прыснул главнокомандующий, и от этого
Тот скинул плащ так же, как и первый, и Катя выбрала бой на кулаках. Влада ждало удивление: девушка, — по виду хрупкая и прекрасная — оказалась настоящим монстром во плоти. За несколько секунд она скрутила номера и вырубила его ударом с ноги в голову. Все курсанты были в шоке от увиденного. Геннадий Викторович довольно хлопнул в ладоши и попросил Екатерину вернуться в строй, она встала к Владу, сместив его на второе место, как в шеренге, так и в глазах других. Влад все еще прожигал девушку взглядом.
— Если ты не прекратишь, — злобно глянула на него Катя, — я доломаю твой нос.
От таких слов Влад сразу же молча перекинул взгляд на следующего сражающегося с номером. Так прошел примерно час. Все курсанты сразились с номерами, и больше было проигравших, чем победителей.
— Отлично, сейчас всё вам расскажу, — старик подошел к курсантам ближе. — Сразу говорю, это вам не летний лагерь. Запомните, здесь вы умрете и переродитесь заново, как великая мифическая птица феникс. Вас будут обучать лучшие из лучших, тренировки с огнестрельным, с холодным оружием, будете выходить на задания в города, а в конце вам дадут кровь неизвестных, и вы станете этакими силачами. Вас разделят на две группы, которые будут учиться в разных корпусах, а под конец месяца будут битвы между курсантами на этом самом месте. Здесь вы пробудете год. Если все понятно, две первых шеренги и половина третей — сделать три шага вперед, — курсанты шагнули вперед. — Вы первая группа. Ваш корпус справа от штаба. Все остальные — вторая группа. Ваш штаб левый. Разойтись по корпусам! Там вас встретит руководитель, к которому вы прикреплены и который будет следить за вами.
Все послушно вышли из штаба и направились в свои корпуса. Здание было уже оранжевого от сырости цвета. Внутри было так же, как и в университете. Курсанты вошли внутрь, и там их встретил лысый, с длиной черной густой бородой, мужик в знакомом черном плаще.
— Добро пожаловать, — вяло поприветствовал их он. — Я Женя. Для вас — Евгений Константинович. С этого дня вы мои подчинённые, пока не закончите обучение. Вопросы?
— Какой у Вас номер отряда? — выкрикнул парень из толпы.
— Семнадцатый, — посмотрел он на курсанта, словно на пустое место. — Попрошу не задавать глупых вопросов, не относящихся к теме пребывания вас здесь, — мужчина посмотрел на толпу и закатил глаза. — Все за мной.
Курсанты двинулись за Евгением Константиновичем по коридору, потом на лестничную площадку и на второй этаж. Здесь тоже были пробитые стенки у некоторых кабинетов.
— Этот этаж для обучения с огнестрельным оружием. На третьем такой же огромный зал, как тот, из которого вы пришли. Там будет проходить занятие с холодным оружием и рукопашный бой. Четвертый этаж — место сна. Есть палатки в каждом кабинете, так что я думаю, всем хватит. Пятый этаж — изучение монстров. Так как солнце почти село, отправляйтесь на четвертый, поспите, и с утреца начнем ваши пытки.
Влад все косился на Евгения Константиновича, думая, шутит он или нет. Парень еще до конца не понимал, куда он попал и что предстоит ему пережить.
Глава II Голос
— Влад…
Он услышал сквозь тьму женский голос. Несмотря на тянущую тяжесть, которая неожиданно сковала все его тело — даже такой простой жест, как движение век казался невозможным — Владислав открыл глаза, и картина, развернувшаяся перед ним, повергла его в шок. Он опять сидел, упершись о бетонную стенку спиной, и наблюдал, как Катю, ту самую Катю Ульман, пронзило штыком неизвестное ему существо.
— Помоги
Из темноты жадно блеснули два алых глаза. Рык разнесся по всей комнате, и опять Влад почувствовал эту отвратительную боль в шее.
— А-а-а-а! — со вскриком Влад подскочил на матрасе, открывая глаза.
Пытаясь отдышаться и понимая, что это очередной сон, парень лег обратно на свою импровизированную постель, сооруженную в палатке. Он не мог поверить, что это снится ему вновь и вновь, и перед ним, в видении, снова Катя. Все могло бы показаться чистым совпадением, если бы не аудитория, в которую поселили Влада с еще четырьмя такими же солдатами, среди которых была и Ульман.
— Парень, — в палатку к Владиславу просунул голову блондин с темно-зелеными, точно у кота, глазами, — с тобой все нормально?
— Ага… — все также тяжело дыша, отмахнулся Влад. — Извини, если разбудил.
— Ничего, — кивнул парень. — Мы уже час назад встали. Тебе бы тоже надо очухаться. Через десять минут придет учитель.
Влад приподнялся на локтях, медленно приводя себя в сидячее положение — в голове до сих пор был сумбур от увиденного кошмара. Он похлопал себя по щекам, чтобы окончательно проснуться, расстегнул молнию рюкзака с вещами и едой, валявшегося рядом, который принес ему вчера отец, достал оттуда булку и банку шпрот. Парень разломил хлеб пополам и, сделав себе парочку бутербродов, начал спешно их поглощать, пока не почувствовал себя сытым. Теперь можно было вылезать из палатки. Аудитория была большой, шла лесенками вниз, и на каждой широкой ступени стояли рядами парты, покрытые пылью времен, на удивление, выглядевшие вполне целыми. Солдаты спали на том месте, откуда раньше преподаватель читал лекции и давал указания для практических занятий, окрикивая болтающих или дремлющих на задних рядах студентов. Аудитория вся разваливалась: два полуразбитых окна выходили на постоянно темную теперь улицу; в стенах зияли дыры, из которых бил поток непрекращающегося ледяного ветра; повсюду расползлась плесень от навечно воцарившейся в плохо отапливаемом помещении сырости, а на полу, не останавливаясь ни на минуту, деловито сновали какие-то мелкие насекомые, заползающие повсюду и мешающие Владу спать. Везде валялись тетрадки, мятые или полусгоревшие листы бумаги.
Как говорится, все имеет свою историю. Так и в этой аудитории ощущался почти физический, вызывающий неприятный холодок, до мурашек «привет из прошлого». На полу, среди кусков штукатурки и грязи, виднелись стекла некогда стоявших на партах пробирок. Зайдя в препараторскую, становилось не по себе. Даже спустя столько времени бездействия, разбитые реактивы словно пытались удушить, и задерживаться здесь казалось безумием. Владислав вышел из препараторской и закрыл за собой дверь. В аудитории парня заинтересовала одна парта: на ней не было пыли, и, подойдя, он все рассмотрел получше. На нижней полке он нашёл две газеты, которые давно уже были почти истлевшими, чуть ли не рассыпающимися, со слепленными листами, и разъединить их было подобно разрыву истории. На первом листе было написано «1991 г.» и заголовок: «Монстры! Всем срочно эвакуироваться». Вторая газета гласила: «США пали! Кто следующий?». Владислав долго рассматривал выцветшие печатные буквы, а потом протянул руку вглубь парты, медленно и с опаской изучая каждый сантиметр в поисках чего-то еще, и правда — в левом углу он нащупал мягкую бумагу, подцепил ее и вытащил ее на свет. Скомканная пачка листов оказалась третьей газетой. Влад стряхнул с нее вековую пыль, осторожно разглаживая. Черно-белая фотография не пострадавшей от сырости первой страницы порадовала своей целостью. Он аккуратно развернул газету: «Зверь ищет свою добычу, — значилось в заголовке. Влад читал и впитывал все в мельчайших подробностях. — 1991 год. 25 ноября. Первый эпицентр — Новосибирск… Что нам делать? Кто нас спасет? Почему правительство бездействует?». Фото было устрашающим: проезжая часть, где на бегущих прохожих нападают монстры, и обороняющиеся от них, в большинстве своем безоружные люди, у которых, с очевидностью, ничего не получается… Плач, который словно слышался Владу с выцветшей фотографии, щемил сердце, как и люди, запечатленные сидящими возле трупов детей. Люди, которых давно уже нет — а боль их была так ощутима даже спустя почти век.