Прокол (сборник)
Шрифт:
Перед сном Яну постиг строгий разговор. Мы Владе многим обязаны, в нашей жизни все решилось и девка больше не нужна, но — она ведь тоже человек! Как бы Влада ни была безразлична нам с Яной, ей расставание причинит боль, она ж еще ребенок! Короче, ради психотерапевтической процедуры разрыва отношений я выручил себе свободную завтрашнюю ночь, и решение не подлежит обжалованию, Яна должна это понять.
Яна выщупала еще разные варианты решения и не без скандала согласилась понять лучшее из единственного.
И у меня были совершенно свободные сутки с Владой. Я этим наслаждался.
В интимной атмосфере мы пригубляли вино уже с утра, однако
Я Владу приготавливал долго и тщательно. Пока до нее не долшо, что пальцы и язык в глуби детсковатого межъягодичья на этот раз не есть лишь прекрасная прелюдия чему-нибудь другому.
Я вошел неправильно.
Мой оргазм никого не удивил.
Оргазм Влады поразил нас обоих.
В продолжении дня мы еще раз сделали неправильно. Опять зачет!
Это был переворот во Владиной половой жизни.
А потом я, еще до изнеможения источившись во Владе также и правильно, перешел к развязке: я женат, моя семья, правда, рушится, уже годами нет чувств и секса, знакомство с Владой сулило начало новой жизни, но жена ее убила… подло настругав мне отпрыска! Это был последний раз, после знакомства с Владой я больше к жене не прикасался! Но — я нехотя Владу обманывал, ибо вначале не казалось серьезно, потом боялся, возьмет ли пользованного, притом от своего ребенка я не отвернусь никогда и… теперь выходит — уже от двоих. И именно от нежданного второго, еще не рожденного, в этот момент уйти никак не могу… Сразу поняв, что это для меня Владу, увы, перечеркивает, я еще не взялся сказать, поскольку она в тот момент потеряла работу, поэтому продолжил обманывать, дабы она не помешала мне обустроить ее жизнь, но теперь я затеял пиршество в честь прощания с нашим коротким и никак не продолжаемым счастьем, и понимаю, что этим все кончено, только одно прошу у Влады: как бы она мне заслуженно не мстила за измену, только не отказом от уже забитого места работы, только не отморожением ушей назло бабушке.
Рвануло словно уральский болид. Три часа я провел в пронзительном сексуальном воздержании, а потом мне было все-таки позволено еще пожить рядом с фригидной женой с младенцем под сердцем, но — после рождения сразу же станем жить вместе! И больше к этой теме не возвращались, ибо все опять и опять было вытеснено чудесным открытием. К утру, право, Влада, садясь осторожно, обязалась пару дней передохнуть. Но лицо сияло краше, чем когда-либо.
Рассказ этим не кончился и не близко, однако — боюсь надоесть, так что пора свести концы, раскрыть мораль и забрать гонорар.
Перетерпев следующие два месяца под моим умеренным материальным и интенсивным сексуальным уходом, Влада начала трудовой путь и не подвела ни меня, ни работодателя, а меньше всего — саму себя: это было действительно замечательное начало ее карьеры. Нет, никакой не великой карьеристики, просто становления самостоятельной и самоуверенной женщиной, которая может независимо выбирать свое личное счастье. Ныне она нашла его в чужих странах и там госпитализировалась, а тогда ее выбор в амбулаторном режиме еще долго падал на меня. Влажью веру в нашу скорую совместную жизнь мне удалось без избыточно болезненных эксцессов превратить в мысль и чувство обо мне как прекрасном эпизоде в пути к еще неведомому настоящему счастью. И мы бурно изменяли Яне еще год с гаком — и до, и после родов, то утром, то вечером… Влада аж умудрилась обплакаться о таком жестком недуге как неудавшийся оргазм.
Со временем ее на той же работе подцепил соответсвующий юнец, и мы не так чтоб расстались, нет, мы просто продолжали идти каждый своей дорогой, все реже, но все-таки
Янино секс-чудо, как вспыхнувши, так и иссякло. Мы друг в друге все-таки по-настоящему уже не нуждались. Душевное соприкосновение портило физическое. Взаимно. А Влада об ошеломительных колебаниях фригидности моей жены так и никогда не узнала. Как и о том, что даже во время нашей половой связи я тем не менее продолжал и изменять ей в Яне, наслаждаясь — хотя и в основном по-простому, безлико сзади, но — ее суперскими округлостями, коих мне не хватало во Владе. Пока Влада ушла своей дорогой, спустя время другая пересекла мою, и Яне осталась ейная. С двумя отпрысками под всяческой отцовской заботой: в малые годы в основном заочно, потом все больше очно, пока постепенно сами отца нашли.
Второму сыну я перерезал пуповину также, как первому. Вот уже скоро второй первого перерастет — и оба сорванца, ей-богу, рады братству. Вряд ли и Яна сейчас сожалеет, что вскоре у нее будет не один, а два взрослых сына. А когда-нибудь я им расскажу, как по пьяни брату брата состряпал.
И до сих пор, прочитав в женских (а также мужских) журналах правильную правду о том, чт женщина хочет в сексе и какие жертвы могут быть исключительно лишь потаканием самецким прихотям, случается вспомнить Владу. И про себя пожелать ей, чтоб и другие в жизни ее и других не были переизбыточно правильными.
Пока!
«Сообщаю, что 27 марта сего года прервалось биение моего сердца. Выражаю соболезнование родственникам, друзьям и всем, кому оно нужно. Поздравляю своих недоброжелателей.
Прощание состоится 1 апреля в 16.00 в моем доме.
По-моему, текст хорош. В газетах появился уже во вторник. На Дашу можно положиться. Давно мы договорились, что сорганизуем похороны друг друга по-веселому. Однако, хорошо, что успел все сделать сам. Я не вправе нагружать такую ответственность на Дашу. Ей жить еще. Народ бы не понял такое. Нельзя веселиться на чужих похоронах. Только на своих. Или — если все знают, что веселится сам усопший.
На моих похоронах это будут знать.
Даша поместила и это:
«Жду на своих похоронах всех искренне желающих в последний раз погулять со мною. Иметь при себе корзинки с провиантом и одежду для пикника.
Маловероятно, что я протянул бы еще хоть месяц. Допустим, что для похорон годится и тринадцатое число. Но это — среда. Мне-то все равно, а как живым? Сплошные неудобства. Первое апреля самое веселое. Притом еще и пятница.
Жалко Дашу. Она единственная знала, что я умру. Первым. Летом стукнуло бы сорок пять. Все мои друзья старше.
Может ей и больно, что я умер в одиночестве. Как-то не хотелось рисковать мероприятием. Я уже два раза умирал, знаю, что не так уж это и забавно. Мне-то что, но ей вряд ли доставил бы удовольствие момент, когда я уже не соображаю, а некоторые скверные физиологические процессы… Эх! Так оно гораздо лучше. Я ей и мальчишкам оставил полный диск. Там и завещание, и указания по ходу похорон, и все остальное, что хочу сказать. Там нет ничего грустного.