Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов)
Шрифт:
Русским войскам снова, как и в 1799 году, при Павле I, предстояло драться на различных концах Европейского континента. Часть их предназначалась для экспедиции к берегам Померании, другая – для высадки в Южной Италии, но главные силы направлялись на соединение с австрийскими войсками, которые должны были действовать в долине Дуная.
Были сформированы две армии. Подольская, силою в пятьдесят тысяч человек, в августе 1805 года перешла русско-австрийскую границу и двинулась к Дунаю. Начальствование над нею вверено было опытному и мудрому генералу от
Артиллерийская рота Ермолова входила в состав Подольской армии, уже выступившей за пределы России.
Глава вторая
От Амштеттена до Аустерлица
1
Конные артиллеристы находились в походе два месяца. Приведя свою роту к центральному пункту сбора, Ермолов уже не застал армии и догонял ее ускоренным маршем, следуя через Польшу и Австрию. Радость от близости сражений, от возможности показать наконец себя опьяняла его. Он испытывал сильнейшее возбуждение при одной мысли, что ему придется принять участие в столкновении с французами.
Придержав коня, Алексей Петрович придирчиво оглядел двигавшуюся по дороге, обсаженной с двух сторон деревьями, роту. Найдя подпоручика Горского, он глазами дал ему знак выехать из колонны.
– Ну, друг Степан Харитонович, скоро припомнишь былое! Думаю, здесь будет пожарче, чем на полях италийских…
Соглашаясь, Горский поднял на Ермолова свое небольшое курносое лицо:
– Верно, Алексей Петрович… Но и на Бонапарта управа найдется. Страшен сон, да милостив Бог! Вот только надежда плохая на цесарцев-белокафтанников. Почти всю Италию да половину Европы в придачу Бонапарту уступили…
Ермолов оглядел его маленькую ладную фигуру, его небольшую крепкую лошадку: «Сам маштачок и сидит на маштаке. Стойкий солдат! На таких держится Россия, ее ратная слава…»
– Поскорее бы встретиться с этим чудом – Бонапартом – да попробовать, что стоит он супротив нашей силы, когда запахнет жженым порохом, – с молодым азартом продолжал подполковник. – Что австрийцы! Они привыкли быть битыми. Пусть теперь посмотрят на нас, авось чему и поучатся…
Он обернулся на легкий нарастающий стук колес и увидел высокую карету, запряженную цугом, шибкой рысью обгоняющую колонну артиллеристов. За нею верхами скакали несколько офицеров и казачий конвой.
Поравнявшись с Ермоловым, карета остановилась, мигом соскочивший с лошади гвардейский офицер откинул дверцу, и подполковник увидел старческое пухлое лицо с орлиным носом, простой походный мундир с единственным крестом Георгия 2-й степени, расстегнутый на животе. «Кутузов!» – пронеслось у него в голове.
– Что за часть? – тихим, но вместе
Ермолов, отдав приветствие, доложил:
– Вторая конно-артиллерийская рота направляется на соединение с главными силами.
– Вижу, что артиллеристы, – мягче сказал Кутузов, поворачивая лицо так, чтобы удобнее было глядеть на офицера левым, зрячим глазом. 24 июля 1774 года в бою с турецким десантом в Крыму, близ деревни Шумы, он был тяжело ранен пулей в голову, а при осаде Очакова турецкая пуля пробила ему висок во второй раз.
Кутузов окинул Ермолова внимательным взором, задержавшись на его боевых наградах, и проговорил:
– Покажи-ка, голубчик, свою роту… Я ведь и сам артиллерист и артиллерию особливо люблю…
С помощью офицера Кутузов тяжело вылез из кареты и, словно позабыв о Ермолове и его роте, с удовольствием заговорил по-французски с адъютантом о трудностях оставшейся дороги до Тешена, где находилась армия. Но едва артиллеристы выстроились для смотра, оборвал разговор на полуфразе и медленно, тяжелой поступью двинулся вдоль строя в сопровождении подполковника и почтительно приотставшей свиты.
– Батарейцы выглядят превосходно… Будто из казармы… – негромко говорил он. – Лошади опрятны, не пашисты, широки в груди и крестцах, хорошо подкованы… Сколько больных и отставших? – внезапно спросил он у Ермолова.
Было странно видеть совсем рядом пухлое лицо главнокомандующего и затянутую рану на виске.
– Отставших нет, больных – также, ваше высокопревосходительство, – ответил подполковник.
– Отменно, отменно. – Кутузов приостановился: – Что, ребята, трудно в походе? Небось животики-то подтянули? – привычно меняя интонацию и не подделываясь под просторечье, весело спросил он.
– Никак нет! У нас о солдатском животе пекутся, – так же весело отозвался подпоручик Горский. – Живот, ваше высокопревосходительство, не нитка, надорвешь – не подвяжешь!
– Верно, суворовский орел?.. – Улыбка тронула лицо главнокомандующего.
– В польском, итальянском и швейцарском походах ходил под началом отца нашего, Александра Васильевича, – подтвердил Горский.
– Выслужился из солдат, лучший офицер в роте, – по-французски сказал главнокомандующему Ермолов.
Кутузов кивнул, словно, не ожидал иных слов, и повысил голос:
– Помните, ребята, на государевой службе хлеб да живот без денег живет!
От простого, отеческого тона Кутузова солдаты осмелели.
– Ишь ты, глаз один, а все видит, – шепнул усатый батареец соседу.,
– Есть жалобы, ребята? – осведомился главнокомандующий.
– Так точно, есть, ваше высокопревосходительство! – гаркнул молодой кудрявый канонир. – Жалоба на француза, что далеко гуляет. Никак его не достанем!..
– Каков молодец! – сказал Кутузов Ермолову.
– У меня все молодцы, ваше высокопревосходительство, – самоуверенно ответил подполковник. – За четыре года службы роте не сделано ни одного замечания…