Прокурор для Лютого
Шрифт:
На небольшой кухоньке горело тусклое электричество, несмотря на то, что на улице было еще светло. Невысокий мужчина, стриженный бобриком, одетый в какие-то рваные штаны и дырявую серую майку, стоя у плиты, осторожно ссыпал в закопченную металлическую кружку целый цыбик чая.
Квартира, запущенная и грязная, являла собой типичный бомжатник; в сравнении с ней какая-нибудь котельная или бойлерная выглядела бы стерильной операционной в отделении нейрохирургии.
Серые стены в безобразных коричневых потеках и пятнах от раздавленных тараканов; облезлый,
На открытом огне варился чифирь; тот самый напиток, который придает бодрое и вместе с тем философское расположение духа. По всему было видно, что мужчина у плиты, конечно же, был блатным. Об этом свидетельствовали и многочисленные татуировки на его теле — от классических восьмиконечных звезд на предплечьях («никогда не надену погоны») до церковных куполов на спине. Во всем облике хозяина хазы — в согбенности фигуры и усталости взгляда угадывался человек, прошедший не одну «командировку».
Любителя чифиря звали Вареник — это был жулик законного вора Коттона, его ближайшая и постоянная связь в Москве.
Порученец вора действительно жил тут, в запущенной хрущебе, один. Он уже знал и о последних событиях в Польше, и о смерти Макинтоша от рук киллерюги, и о том, что пахан через несколько часов должен прибыть в столицу: Вареник собирался его встречать на Белорусском. Хаза на Новочеремушкинской не вызывала подозрений, не была «паленой», то есть засвеченной в ментовке, и потому Вареник мог быть спокоен — и за себя, и, конечно же, за вора-авторитета, которого он рассчитывал поселить тут на некоторое время, пока все уляжется.
Пока же Леха был на подъезде к Москве, Вареник утешал себя чифирем — в его изготовлении он был настоящим профессионалом.
Вообще, этот замечательный напиток, изготавливаемый из чая, в зоновской семье так же традиционен, как и наколки. Истинно воровской напиток. Чифирь, если он действительно настоящий, — единственная, пожалуй, радость в тюрьме или на зоне. Скрашивает жизнь, сплачивает и объединяет людей. В мире российских уркаганов существует великое множество разновидностей этого замечательного напитка, и рецепты, конечно же, разные: тот, который пьется на зоне, изготовляется одним способом, а тот, который пьется перед выходом на дело, — другим. Вареник, истинный блатной по духу и убеждениям, досконально знал все рецепты: считал пузырьки, поднимавшиеся со дна кипящей кружки, засекал время, заботясь, чтобы вода не перекипела…
Это был истинный виртуоз своего дела, не меньший, чем Гарри Каспаров в шахматах, Святослав Рихтер в фортепианном исполнительстве или какой-нибудь заматерелый «вертухай»-прапорщик Бутырского следственного изолятора в своем главном искусстве — шмоне. Рассказывают, что однажды в Омской пересыльной тюрьме жулик умудрился сварить чифирь, ведя отвлекающий базар через кормушку-«намордник» с «рексом»; при этом чифирист держал в одной руке кружку, а в другой — сложенную веером газету.
Несмотря на
Склонясь над плитой, уркаган осторожно снял закопченую кружку с чифирем и, поставив ее на стол, уселся на колченогий табурет. Накрыл божественный напиток блюдечком, закурил и, ощутив, как в ноздри пахнул аромат крепчайшего чая, неожиданно улыбнулся.
Вот уже полдня в голове Вареника вертелся незамысловатый мотив старой лагерной песенки, известной наверняка со времен Беломорканала и ГУЛАГа:
Хоп-па, Зоя! Кому дала ты стоя? Начальнику конвоя, Не выходя из строя!Продолжая мурлыкать, жулик снял блюдечко и, зажмурившись, сделал первый глоток — он был обжигающий, пронзительный. Недовольно поморщился, сделал еще один глоток, еще…
Чифирь на этот раз не получился: такое случалось с Вареником редко. Видно вода из московского водопровода оказалась неподходящей, а чай — не настоящим цейлонским. Жулик, поморщившись, решительно отодвинул от себя напиток.
— Хоп-па, Зоя… Кому дала ты стоя… — продолжая напевать нехитрую мелодию, Вареник принялся одеваться, чтобы купить другой чай, — …начальнику конвоя…
Казалось, опытного уркагана не могла вывести из себя даже такая серьезная неприятность, как скверно сваренный чифирь.
Нащупав в кармане ключи и кошелек, жулик накинул прямо на грязную майку легкую куртку и вышел из квартиры.
— Эй, мужик, прикурить не найдется? — неожиданно окликнул его чей-то голос на лестнице.
Вареник обернулся — прямо на него спускался амбалистый тип лет двадцати двух. Бесцветные, ничего не выражающие глазки, наглая харя, мазовый прикид… Теперь на Москве таких много.
— Я тебе не «мужик», — дельно поправил блатной, понимая под этим словом определенную категорию осужденных в ИТУ.
— Да ладно, не кипешуй ты… — амбалистый, нехорошо скалясь, медленно спускался к Варенику.
Хозяин хаверы быстро скосил глаза в сторону — наверх, к его площадке поднимались еще двое.
Менты?
Нет, это определенно были не менты…
Жулик мгновенно сунул руку в карман — там всегда лежало «перо»-выкидуха. Быстрое движение — и тишину подъезда нарушил тихий, но угрожающий щелчок.
— Ну, пиши, пиши… — ухмыльнулся абмал, отступая на шаг. — Только не промахнись…
Вареник поднял голову — на него в упор смотрела черная точка пистолетного дула.
— Ие-ех!.. — тонкое лезвие, описав дугу, оцарапало куртку амбала — видимо, тот был тренированным и потому успел отскочить в сторону, к перилам.
В это самое время двое других, как спущенные с цепи псы, бросились на блатного. Завязалась борьба, но силы были неравны — через несколько секунд «перо»-выкидуха звякнуло о бетон лестничной площадки, а на запястьях Вареника мгновенно защелкнулись никелированные наручники.