Прокурор идет ва-банк. Кофе на крови. Любовник войны
Шрифт:
– Записывайте! Только обязательно ссылайтесь на меня в начале разговора, а то будут молчать как рыбы!
– В таком случае, может, черкнете своей рукой им несколько слов? – попросил Оболенцев, доставая из кармана блокнот и ручку.
Майер молча взял их из рук Оболенцева и начал писать адреса и фамилии.
Выйдя из ресторана, они наткнулись на крепкого чернокожего парня. По выражению его лица и жестам трудно было понять – то ли он просит милостыню, то ли вымогает деньги. Людей на улице было мало, и Майер без лишних слов выгреб из кармана всю мелочь и бросил
– И здесь грабят! – шутливо заметил Оболенцев.
– Я живу в Куинсе. Это старинный район Нью-Йорка, в котором издавна селились немцы, там ничего подобного не увидите. А здесь от этих нахалов прохода нет. Работать не хотят! – как бы оправдываясь, объяснял свой поступок Майер.
Затем, приблизившись к Оболенцеву, старик многозначительно заметил:
– В таких случаях им лучше что-то бросить, а то не отвяжутся… Могут и ограбить… Шпана…
– Да-а… – иронично заметил Оболенцев, – а у нас говорят, что у вас здесь негров вешают.
Майер в тон Оболенцеву тут же полюбопытствовал:
– Кирилл Владимирович, поскольку допрос закончен, то, если мне не изменяет память, у меня появилось право задать несколько вопросов, не относящихся к существу дела. Так, по-моему, раньше вы меня учили?
– Давайте, – безразлично отнесся к этому предложению Майера Оболенцев, все еще находившийся под впечатлением исповеди старика.
– Если это не военная тайна, вы здесь по делу? Или как? – осторожно осведомился Майер.
– Делом это вряд ли назовешь. Я прибыл сюда в составе делегации АСЮ.
– Простите, а это что будет?
– Это Ассоциация советских юристов. Приглашены мы в Штаты известной, наверное, вам организацией АВА – Американской ассоциацией адвокатов, – уже более подробно объяснил Оболенцев.
– Не понял. Вы что, поменяли место службы? – не скрывая удивления, разочарованно спросил Майер, останавливаясь и с недоумением глядя в глаза человеку, на которого он сегодня сделал ставку.
Оболенцев тоже остановился. Поняв волнение старика, он рассмеялся и стал его успокаивать:
– Ну что вы, Рудольф Дмитриевич, я все там же и в том же качестве. А в составе делегации есть разные юристы: и адвокаты, и ученые, и политики. Из работников правоохранительных органов нас двое – я и Карпец.
– Да-да, я знаю, – оживился Майер, вместе с Оболенцевым возобновляя движение. – Это весьма авторитетная здесь организация. Я недавно читал в газетах, – проявил осведомленность старик, – что в ланче, устроенном для лиц, приглашенных на Ассамблею, приняли участие многие знаменитости.
– Ну, я к ним не отношусь. И это было в Чикаго – в штаб-квартире АВА, там всегда проводят Ассамблеи. Мы же сейчас знакомимся с действующей в США системой юриспруденции, а заодно и со страной…
– Понятно… Извините, а вот вы упомянули Карпеца, – неожиданно опять сосредоточился Майер, переходя на другую тему. – Это случайно не родственник того генерала Карпеца, что при мне уголовным розыском в МВД командовал?
– А почему он должен быть обязательно чьим-то родственником?
– Ну, у вас там сейчас если не кум, сват, зять, то уж
– В данном случае это именно тот самый Карпец. Игорь Иванович теперь возглавляет ВНИИ МВД СССР. Вы что-то имеете против него?
– Напротив, когда он в угро трудился, местная мафия побаивалась его. А теперь, значит, понизили. В науку бросили.
– Я бы не стал делать такой вывод, Рудольф Дмитриевич. Карпец – известный в стране ученый-криминолог, доктор юридических наук, – с уважением произнес Оболенцев.
– Да-а, – недоверчиво протянул Майер. – Может быть, и так.
Так, предаваясь воспоминаниям, они дошли до отеля «Империал». Заметно поредевший поток автомобилей уже не так зловеще двигался мимо них. Уставшая от вечерней пляски реклама гасла. Город погружался в ночной мрак. Лишь кое-где у освещенных витрин еще кучковались группки молодых людей. И только возле отеля «Империал» было по-прежнему многолюдно. Разъезжались поздние гости. Возвращались на ночлег постояльцы. Омытый светом неона, отель выглядел на общем фоне торжественно и грациозно.
Оболенцев с Майером остановились в нескольких десятках метров от него.
– Вот мы и пришли, – устало произнес Оболенцев, кивком головы указав на отель.
Майер молча протянул Оболенцеву руку. По его грустным глазам было видно, что он растроган встречей. Крепко сжимая руку Оболенцева, с надеждой глядя ему в глаза, он произнес:
– Кирилл Владимирович, я вам, как на исповеди, чистую правду сказал. Поверьте старику: кто от правды бежит, зло догоняет – на себе испытал. Поэтому на вас, как на Бога, надеюсь. Я ведь уже давно не боец. А за державу, в убожество впавшую, обидно. Какой была бы Россия, если бы ее так безбожно не грабили… Прощайте!
На глазах старика блеснули слезы. Он резко повернулся и стал быстро удаляться по опустевшей авеню.
Оболенцев долго смотрел ему вслед. Бесконечная чехарда мыслей скакала и путалась у него в голове. Привычка в конце дня систематизировать и выстраивать их в логически завершенный ряд сейчас не срабатывала. Вероятно, слишком большой эмоциональный заряд был получен им сегодня. Поймав себя на этих рассуждениях, Оболенцев подумал, что, вероятно, это о таких ситуациях говорят: «И дольше века длится день».
Ход его мыслей прервала неожиданно появившаяся конная полиция. Оболенцев любил лошадей и поэтому с особым вниманием взирал на красивых, ухоженных животных. И лишь после того как, прогарцевав вдоль тротуара, они скрылись за перекрестком, он направился в отель.
Как только он вошел в здание, стоявший наискосок от отеля автомобиль тронулся с места и покатил в том же направлении, что и Майер.
Следующий день пролетел быстро. После обеда вся советская делегация начала готовиться к отъезду в аэропорт. Лететь должны были самолетом «Аэрофлота» через Шеннон. И хотя сбор был назначен в холле на 17 часов, Оболенцев торопился. За прошедшие сутки много вспомнилось и передумалось. Проснувшийся охотничий азарт охватил его.