Прокурор идет ва-банк. Кофе на крови. Любовник войны
Шрифт:
Из глубины пещеры, где бойцы разделывали тушу архара, вышел капитан Морозов и подошел к Сарматову. В одной руке у него был котелок, наполненный кровью, в другой – здоровенные витые рога козла.
– Американцу попить бы кровушки – сила в ней! – сказал он, кивая на котелок. – В моей Даурии от всех хворей – рога марала. Потру, пожалуй, в порошок – глядишь, и архарьи силу имеют.
– Добрая душа ты, Егор Степанович! – усмехнулся Сарматов.
– В нашем-то деле не должна она быть недоброй, – сказал Морозов.
–
– Спирту? – вскидывается тот. – Ты что, командир?..
– Да я не себе… Американцу вместо анестезии.
– А я уж подумал!.. – облегченно вздохнул Морозов. – Пулю выковыривать будешь?..
– Да. Хотя шансов, мягко сказать, немного…
– Спирт есть, командир. Я еще в Кабуле все их сидоры перетряс – фляг семь наберется.
– Ничего себе! – воскликнул Сарматов. – Тащи!
Американец сидел, привалившись здоровым плечом к камню. Когда Сарматов и Алан встали у него за спиной, он, не поворачивая головы, произнес:
– Я готов, майор!
Упираясь здоровой рукой в камень, он пытался встать на ноги, и, когда с помощью Алана ему это удалось, он обвел взглядом снежные хребты и прошептал:
– Круг… круг замкнулся! Все же как странно пересеклись наши пути!..
– Не мы их выбираем, полковник, – ответил Сарматов. – Я тоже узнал тебя, «падре»!..
Американец кивнул головой и, не поворачиваясь, спросил:
– Ну и как вы собираетесь со мной покончить?
Сарматов и Алан переглянулись. У обоих на лицах было написано удивление, смешанное с отвращением. Повисла тягостная тишина, которую наконец прервал Сарматов.
– Я – русский офицер, а не заплечных дел мастер! – сухо сказал он и, поймав мутный взгляд американца, тихо добавил: – Тебе, полковник, предстоит операция – без анестезии, ты согласен?
– Так вы не собираетесь меня… – вырвалось у американца.
– Вы согласны? – прервал его Сарматов, повторяя прежний вопрос.
– Что ж, надежда умирает вместе с нами! – после длительной паузы сказал американец. – Но… но хочу, чтобы ты знал… знал, майор, что борьбу… с коммунистами… я выбирал сам!
– С этим не ко мне, а к капитану Савелову. Он у нас специалист в области идеологических противоречий, – сказал Сарматов и протянул американцу кружку со спиртом. – Это, конечно, не виски, но другой анестезии предложить не могу.
Полковник залпом выпил спирт, и тут же к его губам Алан поднес кружку, наполненную кровью архара.
– Пей, дорогой! Пей!
Едва сдерживая тошноту, американец все же осилил полкружки.
– Вторую в моих горах пьют за Аустерджи, – сказал Алан, снова наполняя кружку спиртом.
– Что он сказал? – переспросил у Сарматова полковник. – Что такое Аустерджи?..
– Аустерджи – это святой Георгий, – пояснил Сарматов. – Осетины всегда поднимают второй тост в его честь.
–
Отдышавшись, он обратился к Сарматову:
– Я слышал, что ваш русский православный бог любит троицу…
– Верно! – подтвердил тот.
Американцу налили третью кружку спирта, которую он, давясь, с трудом осилил.
– Хватит, больше не наливай! – остановил изготовившегося Алана Сарматов. – Такая доза «шила» и слона свалит!.. Ваня, раскурочь с десяток маслят, а порох – в кучку! – приказал он Бурлаку, прокаливая на костерке лезвие десантного ножа. – Алан, сунь ему в рот берет, чтобы американскую улыбку не попортил!..
Тщательно вымыв спиртом нож и руки, Сарматов подошел к американцу, который уже вырубился после наркоза и храпел на ложе из полыни у самого входа в пещеру.
– Держите его крепче, мужики! – попросил Сарматов. – Лишь бы вену не задеть! У меня руки от напряжения дрожат, – пробормотал он, погружая лезвие ножа в рану.
Американец стал дергаться и громко вскрикивать, но, к счастью, не просыпался.
– Держите его, мать вашу!.. – закричал Сарматов. – Терпи, полковник!.. Терпи!.. – бормотал он, хотя было ясно, что американец ничего не слышит. – Алан, лей «шило» прямо в рану…
Алан безропотно исполнил просьбу. Спирт смывал сгустки крови, и они, пузырясь, стекали на полынь.
– Где она тут, чмо долбаное! – бормотал Сарматов. – Найду тебя, сучара!.. Сейчас!.. Сейчас!.. Ага-а-а, вот ты где! Терпи, терпи, казаче, президентом станешь! – Лицо Сарматова заливал пот, буграми вздувались вены на шее.
– Алан, лей спирт в дырку! – закричал Сарматов. – Так, так, вылезай, дурища! Еще!.. Еще! Вот и она, долгожданная!..
Увесистый кусок свинца выскользнул из окровавленных рук Сарматова и с глухим стуком упал на землю. Подняв его и взвесив на ладони, Морозов покачал головой:
– Повезло, что из «бура». Из «калаша» ушла бы вбок. Ищи-свищи ее потом!
– Порох давай! – сказал Сарматов Бурлаку.
Порох полыхнул ослепительной вспышкой. Оставшиеся обугленные крупинки Сарматов молча высыпал в рану и прижал их широкими листьями подорожника. Сверху, на марлевый тампон, положил жгут полыни.
– Мужики, наложите тут повязку сами. А я пойду очухаюсь! – пробормотал Сарматов и, шатаясь, вышел из пещеры.
В раскаленном небе с неприятными резкими криками описывали круги грифы. Ущелье плыло в знойном мареве, лишь заснеженные пики хребта по-прежнему сияли гордой неприступной красотой.
Сарматов сел на корточки возле самого обрыва и посмотрел на горные вершины, пытаясь найти успокоение в их вечной, неизменной красоте. Из пещеры появился Алан. Он подошел к Сарматову и протянул ему кружку, от которой поднимался пар.