Прокурор по вызову
Шрифт:
– Оласаев, больше некому. Он, как я понял, опознать Оласаева не успел? Или не смог?
– Не успел. Кому Оласаев заказал убийство? Кому-то из ваших, из «Макарова»?
– Не знаю, – Арбузов пожал плечами, – не обязательно. Возможно, для мокрых дел у него особый штат.
– Понятно. Теперь самое интересное: Хмуренко. Кому принадлежала идея его использовать, с кем вы обсуждали детали и так далее, максимально подробно.
В это время в дверь постучали. Грязнов пошел открывать и вернулся с бутылкой коньяка. Разлили.
– Ничего интересного, – ответил Арбузов, с удовольствием выпив. Коньяк действительно был стоящий, Турецкий и Грязнов
– И что Хмуренко?
– Заглотил. С ходу.
– А почему тут же не выложил в эфире?
– Побоялся, наверно. У него же никаких доказательств не было. Он от меня сразу стал требовать, чтобы я дал интервью. Но я такого задания не получал, поэтому ответил, что свяжусь с ним еще раз. Доложил вулканисту. Он сказал, что все хорошо и что интервью нужно согласовать. В следующий раз позвонил четырнадцатого. Передал инструкции: как представиться и что говорить. Интервью вы видели. С Хмуренко все, собственно.
– Этого вулканиста нужно срочно найти! – Турецкий рывком поднялся из кресла. – С Калашниковой разберемся потом. Поехали!
– Не надо никуда ехать, садитесь, – махнул рукой Арбузов, – я вчера сел ему на хвост. Уже несколько раз пытался, но он сильно прыткий, все время уходил. В 23.15 он подъехал к дому. Нежинская, 2. Возле подъезда в его машину выстрелили из гранатомета.
– Ты стрелявшего рассмотрел?! – наконец вмешался в разговор Грязнов.
– Нет. Там темень хоть глаз выколи. Видел, что стрелял мужик. Преследовать его я не стал: ствола при себе не было. Машину не разглядел, даже марку.
– Телефон давай! – Грязнов набрал номер и затребовал вчерашнюю сводку по городу. – Глухо, – сообщил он, выслушав доклад дежурного, – свидетелей нет. Гранатомет брошен на месте преступления. Убитый – Максимов Юрий Кондратьевич, действительно сотрудник охранного агентства «Вулкан». Но на работе уже почти месяц не появлялся – был в отпуске. Короче, стопроцентный висяк.
– Раз такое дело, – сказал Турецкий, нехотя усаживаясь обратно в кресло, – давайте разберемся во всем до конца.
– Не с чем уже разбираться, – ответил Арбузов, – Калашникова мне позвонила на работу на следующий день – тридцать первого марта. Не знаю, как ей удалось меня вычислить, может, Замятин помог, может, Оласаев, – не важно. Потребовала пятьдесят тысяч в течение трех дней, иначе сдаст меня Оласаеву. Я ей сразу сказал, что у меня таких денег нет, но она меня послала. Звонила она из ресторана «Цахкадзор» – номер я засек по автоопределителю. Я живо туда. Вижу: она садится на частника. Доехала по Рязанскому проспекту до кольцевой, а там тормознула фургон до Воскресенска. Второго числа позвонила снова, сказала что послезавтра, четвертого – последний срок, если денег не будет, она меня закладывает. Я ей опять: нет у меня таких денег, а она: не колышет, мол, хочешь жить – достанешь. Сказала, чтобы я садился на электричку до Раменского, деньги положил в рюкзак и косил под придурка. По пути ко мне подойдет человек и угостит яблоком. После этого я должен выбросить рюкзак в окно. Короче, я понял, что бабу переклинило и договориться
– Понятно. И если бы Максимова вчера не грохнули, продолжали бы вы, Ростислав, жить с чистой совестью. А так вы решили, что Сосновский убирает тех, кто знает лишнее, и лучше вам поскорее сделать признание и пересидеть смутные времена в одиночке на Петровке, у дражайшего Вячеслава Ивановича за пазухой. Все, пойдемте!
Турецкий решительно встал и первым вышел в прихожую. Арбузов легко выпрыгнул из кресла и последовал за ним. Последним поднялся Грязнов.
– Эх, Ростик, Ростик, – покачал он головой, обреченно вздохнул, махнул рукой безнадежно и, уходя, прихватил со стола бутылку коньяка.
Турецкий. 16 апреля. 19.30
– Нет, ну как он мог! – каждые минут пять вздыхал Грязнов и снова погружался в прострацию.
Ехать с Турецким в прокуратуру отмечать завершение очередного этапа следствия он отказался. Ушел не прощаясь – переживать в одиночестве.
В приемной Турецкого все еще томилась Руся Лагуш с окончательно выдохшимся Позняком.
– Убийца Калашниковой только что арестован, – сообщил ей Турецкий.
– Так я вам и поверила! Я домой хочу! Вы обещали отпустить меня домой!!!
– Только один вопрос, и сразу отпущу.
Турецкий порылся во вчерашних газетах… В «Московском комсомольце» были фотографии всех фигурантов по скандалу с «Данко».
– Вот этот был с Замятиным в «Ирбисе»? – Турецкий ткнул пальцем в снимок Мурада Оласаева. – Его он называл Толстым и Худым? Или вот этого? – ткнул в фотографию Владлена.
– Кого вы первым показали! Все?! Я! Хочу! Домой!!!
Свидетель дала торжественное обещание жить только у тетки, и Турецкий ее отпустил.
– А нам с Ильиным что делать? – спросил Позняк.
– Поступаете обратно в распоряжение Грязнова.
Турецкий собирался прямо сегодня затребовать у Меркулова ордер на арест Оласаева, но Меркулова на месте не оказалось.
Видя, что добраться до дому до начала вечерних новостей не получится, Турецкий решил посмотреть их в кабинете.
Хмуренко, конечно, не упустил возможности продемонстрировать собственную историческую роль.
Он был в траурном костюме и с траурным выражением лица.
"Вчера скончался Генеральный прокурор Российской Федерации Владимир Замятин. Смерть наступила в результате гипертонического криза с обширным кровоизлиянием в мозг. Верившие в его честность искренне скорбят вместе с семьей покойного. Неверившие ненадолго прекратили обсуждать порноскандал. Потому что о покойнике не принято говорить плохо и потому что разразился новый скандал, который оказался еще громче предыдущего. И в нем тоже не обошлось без Замятина.
Фракция коммунистов против фракции коммунистов.
На сообщения о швейцарских миллионах Ильичева, появившиеся вчера в средствах массовой информации, его коллеги по партии прореагировали только сегодня. До экстренного заседания политбюро КПРФ, на котором была выработана оценка действий не самого рядового члена партии, они отмалчивались, видимо опасаясь пойти вразрез с генеральной линией.
Однако выработанная генеральная линия не явилась для членов фракции ни догмой, ни руководством к действию. Среди КПРФ согласия нет.