Пролетая над гнездом жирафа
Шрифт:
Завсегдатаи паба тем временем гадали, что за пижон зашел на их территорию. Они посчитали его очередным заезжим торгашом, который закупает у них, бедных рыбаков, селедку и затем втридорога продает ее в столице.
Тем временем, профессор, употребив коньяк внутрь, изволил играть в бильярд с местными выпивохами, уже весьма враждебно к нему настроенными. По роковой случайности, он выбрал себе в партнеры по бильярду самого большого и мрачного мужика, с мощными волосатыми ручищами.
Далее профессор блестяще разбил пирамиду и вообще не дал здоровяку ударить по шарам, выиграв в чистую. Потом он обыграл всех тех, кто посчитал его первую игру везением. Потом кто-то схватил его за ворот белой рубашки,
А доктор Маб вел себя так, будто ему отказал инстинкт самосохранения. Окажись там мой дядя Генри, профессор немецкой литературы, он бы сказал, что в доктора вселился скандинавский берсерк. Он дрался так дико и отчаянно, что в конце концов на него навалились несколько человек, связали руки его же пиджаком, усадили на барную табуретку и налили коньяку за свой счет. Они поняли, что биться странный пижон будет до смерти. Никому не хотелось садиться в тюрьму из-за заезжего задаваки.
Доктор бился в путах, будто в смирительной рубашке, но через некоторое время остыл, даже смилостивился и согласился выпить. Его самый первый соперник, волосатый здоровяк, уважительно поднес к губам профессора рюмку, не решаясь пока развязывать ему руки. Дебошир выпил мерзкого коньяку и несколько раз глубоко вздохнул. Но, как только его развязали, он набросился на противника, словно дикая кошка. Завсегдатаи снова навалились, вытолкали его за дверь и закрылись в пабе. Схватив очень тяжелую бетонную урну, которая первой попалась под руку, берсерк начал таранить дверь. Владельцу паба сильно повезло, что дверь была дубовая, мощная. Рыбаки столпились у входа и притихли, прислушиваясь к событиям на улице.
Владелец бара впоследствии выложил записи с камер видеонаблюдения. Я их как следует изучил. Со стороны могло бы показаться, что разыгрывается сцена из зомби-апокалипсиса, такие у участников были испуганные лица. А профессор идеально выграл роль одичавшего зомби. Неизвестно, смог бы он пробиться в паб, но его пассы бетонной урной выглядели мощно. Казалось, что он ничуть не устал после бешеной потасовки.
Посетителей, спрятавшихся в пабе, спасло появление Тины, местного инструктора по фитнесу. Она совершала обычную вечернюю пробежку и двумя ударами с ноги обезвредила дебошира. Затем сгребла бесчувственное тело мускулистой рукой и аккуратно посадила на ближайшую лавочку. Присмиревшие рыбаки робко приоткрыли дверь и разошлись по домам. Доктор Маб очнулся через некоторое время, оглянулся на погасшие окна паба и, покачиваясь, вышел из зоны видимости камер видеонаблюдения.
О других происшествиях за ночь не было слышно. А значит, их и не было – в этом недостаток и преимущество маленького городка. Все всегда все знают.
Вторник
Подробности бурной ночи главврача долетели до больницы с первым же автобусом, доставившим персонал на работу. Владелец паба оказался деверем одного из медбратьев, видео оказалось в общем доступе – и далее разлетелось по сети. Я сделал вирусный клип под забойную музычку для своего блога и получил еще сто новых подписчиков.
Бобс утром лично принес карты “буйных” пациентов в кабинет профессора. По понятным причинам, он был в хорошем настроении от предвкушения нового повышения. Однако вид главврача его не порадовал: тот был спокоен, невозмутим, в лице не было ни тени смущения или стыда за вчерашнее поведение. Только царапина на скуле подтверждала слухи о ночном безумии в баре.
Бобс хотел было рассказать о каждом пациенте, прокомментировать каждый анамнез. Однако профессор поблагодарил за труды, мягко выпроводил заведующего и лично захлопнул за
За завтраком все сидели тихо, как будто это не главврач, а все мы нашкодили ночью. Обсуждали ночные новости почему-то только шепотом. Даже “буйные”, несмотря на отмену медикаментов, сидели тише воды.
Мне было назначено на 14:00. Пациенты и медсестры поглядывали на меня то с любопытством, то с сочувствием.
А я был спокоен. Никакие странные новости не могли погасить детской радости от того, что я увижу своего нового кумира. Мои подписчики оживились, я с упоением вступал в дискуссии, разжигая новые и новые споры вокруг одиозного профессора.
На обеде все продолжали шептаться о странном поведении главврача. А я больше не мог слушать об этом. Я вдруг начал ужасно волноваться, что наша встреча не состоится. Вдруг он не сможет принять меня? Я попросил у медсестры Пенни успокоительного. Она не пошла за таблетками, а просто дала мне отпить из своего пузырька с валерианой, который был у нее в кармане.
О да, доктор Маб наделал шуму на всю округу.
К 13:30 я был на взводе, не мог отвечать на комментарии в блоге. Вообще выключил телефон и лежал, глядя в потолок. Мысли так быстро пробегали через мозг, что я не мог ни за одну из них ухватиться. Просто лежал и ни о чем не думал.
В 13:58 я и Пенни стояли у двери в кабинет профессора и не решались постучать. Там внутри что-то громко гремело, рычало, звенело и ломалось. Скорее всего, стук просто не был бы услышан. А в 14:00 дверь кабинета внезапно распахнулась сама. Я оказался прижатым дверью к стене коридора, а Пенни – нос к носу с запыхавшимся профессором.
– Пенни, а где Освальд? – доктор Маб перевел дух и оглядел коридор. – А, вот ты где, заходи, я уже жду.
Голос его был слегка хриплым, как будто он только орал во весь голос. Собственно, так и было. На металлических шкафах были видны сильные вмятины, горшки с цветами, заботливо выращиваемые Пруди, валялись разбитые и разодранные. Впрочем, стол и два стула находились на своем месте, на столе лежала аккуратная стопка медицинских карт, слегка присыпанная землей. Доктор занял свое место и кивком головы пригласил меня сесть.
– Освальд, любите ли вы осень? – начал профессор, как будто ничегошеньки не произошло со вчерашнего дня. Я был раздражен тем, как меня ударило дверью, а доктор и не думал извиняться.
– Очень не люблю. Листья становятся жесткие, мертвые. Никуда не годятся.
– Куда не годятся?
– В пищу.
– А летом вы едите листья? – он впервые спросил меня о том, что напрямую касалось моего психического заболевания.
– Да.
– А желтые листья вам не нравятся?
– В сентябре, когда они только начинают желтеть, в них появляется какая-то сладость, это приятно. Но к концу октября уже ничего вкусного не остается.
Доктор покачал головой в знак сочувствия.
– А мать приносит Вам листья?
– Нет, конечно.
– А вы не думали, Освальд, что она приходит к вам только потому, что это одобряют дамы из ее книжного клуба?
– Даже если это так, я уверен, что она любит меня, – манипуляция с его стороны была такой явной, что я начал злиться.
Он не просто задал провокационный вопрос, он хотел моих эмоций.
– А твой отец, как давно он посещал тебя?
Сейчас он показался мне инквизитором, наслаждающимся видом пыток. В его взгляде я увидел злой интерес, он хотел разбудить во мне ту же ярость, что пожирала его изнутри. Беспокойство, копившееся во мне с самого утра, потребовало выхода. Но я сжал зубы и молчал.