Прометей, или Жизнь Бальзака

Моруа Андре

"Итак, прощайте, уже два часа ночи. Я украл у "Серафиты" целых полтора часа. Она ворчит, зовет меня, надо ее заканчивать, ибо журнал "Ревю де Пари" также ворчит: я взял аванс в тысячу девятьсот франков и "Серафита" с трудом покроет эту сумму. Прощайте; вам нетрудно представить себе, что, дописывая это посвященное вам произведение, я думаю о вас. Пора уже книге появиться на свет; здешние литераторы решили, что мне ее никогда не закончить, что это просто немыслимо".

Немыслимо? Только не для Бальзака. Он пообещал привезти Чужестранке рукопись "Серафиты", прежде чем ее Ржевусское величество возвратится в свои владения. Но об одном он ей не писал - о том, что с наступлением весны он часто ездит в Версаль и видится там со своей новой пассией, графиней Гидобони-Висконти.

Бальзак - Зюльме Карро, 17 апреля 1835 года:

"Во мне

живет несколько людей: финансист; художник, борющийся против прессы и публики; затем художник, вступающий в борьбу с собственными произведениями и замыслами. Наконец, живет во мне и человек, исполненный страсти, он способен растянуться на ковре у ног прекрасного цветка и восторгаться его красками, вдыхать его аромат. Тут вы скажете: "Негодный Оноре!" Нет, нет, я не заслуживаю такого эпитета. Ведь я способен отказаться от всех доступных мне радостей и запереться у себя в комнате, чтобы работать. Послушайте, cara [дорогая (ит.)], почему вы мне совсем не пишете? Неужели вы думаете, что утратили хотя бы крохотную долю моей привязанности? Ведь жизненные испытания только усиливают старинную дружбу. Итак, через несколько дней вы увидите меня у себя. Я давно лелею мечту об этой вылазке... Но вот уже несколько дней, как я подпал под власть неотразимой особы и не знаю, как освободиться от ее чар, ибо, по примеру юных девиц, я не в силах противиться приятному соблазну".

К несчастью для Бальзака, жившие в Париже поляки сообщали госпоже Ганской о его весенних шалостях. Она писала ему теперь только коротенькие письма, в которых отчитывала неверного. Он понимал, что надо самому отправиться в Вену, чтобы оправдать себя. Но ему трудно было оторваться от письменного стола. "Я словно коза, привязанная к колышку. Когда наконец капризная рука Фортуны освободит меня от пут? Не знаю". У него болела печень: "Но обождите, госпожа Смерть! Уж коли вы явились, то помогите мне опять взвалить ношу на спину. Я еще не выполнил свою задачу".

XIX. ЛИЛИЯ ДОЛИНЫ

Постоянство - один из краеугольных

камней моего характера.

Бальзак

Весной 1835 года Бальзак работает над несколькими большими произведениями сразу: одни он уже пишет, другие еще только обдумывает; это "Лилия долины" (полемический ответ на "Сладострастие" Сент-Бева, но "только лучше"), "Щеголь", третий десяток "Озорных рассказов", "Воспоминания новобрачной", "Сестра Мария от ангелов" (книга так никогда и не была написана); кроме того, он переделывает "Луи Ламбера", заканчивает "Серафиту". А вдова Беше между тем жаловалась, Верде приходил в ужас, редакции газет метали громы и молнии. Как всегда, Бальзаку казалось, что он близок к цели. Да и как было ему не верить в свои силы? Шесть лет тому назад он был безвестным журналистом со впалыми щеками, работавшим, точно поденщик, на книгоиздателей. Прошло каких-нибудь шесть лет, и теперь вся Европа читает его. В 1837 году к нему придет и богатство, ибо тогда все его произведения, взятые вместе (они вновь станут к тому времени его полной собственностью), превратятся в "Социальные этюды". Разбогатев, он расплатится со всеми, даже с матерью; он свидится с Евой и наконец-то будет вознагражден за титанический труд.

"Я напеваю своим слабым голосом: "Диодати! Диодати!" - писал он Ганской. Она все еще жила в Вене, но собиралась возвратиться к себе на Украину. Для Бальзака было важно повидать ее до отъезда. Он буквально засыпал рукописями и рассказывал содержание своих будущих книг: "Я готовлю к печати большое и прекрасное произведение, оно будет называться "Лилия долины"; в нем я изображу очаровательную женщину, добродетельную, с возвышенной душою; у нее угрюмый муж. Земное совершенство будет воплощено в человеческом облике, подобно тому как Серафита есть воплощение совершенства небесного". Однако пышная Эвелина все реже и реже писала ему и говорила главным образом о своей ревности. Он ждал от нее только знака, чтобы тотчас же поспешить к своей возлюбленной: "Вы ведь знаете, что одно из достоинств "бенгали" - его беспредельная верность. Эта бедная пташка живет вдали от своей розы, от своей пери; "бенгали" молчалив и грустен, но по-прежнему влюблен". Он стремился в Вену, "в ту самую Вену, - писал Бальзак, - где я забуду все свои горести. Воздух Парижа убивает меня, тут меня терзают упорный труд, различные обязательства, враги! Мне так нужен тихий оазис". В Вене он закончит "Лилию долины", посетит поля сражений при Эслинге и Ваграме (это ему необходимо для "Сцен

военной жизни"). Однако перед отъездом он хотел бы приобрести в Турени милый его сердцу загородный дом Гренадьеру (чисто бальзаковская мечта, ибо у него не было ни единого су из нужной суммы). В мае Бальзак внезапно принял решение, попросил Ганских отложить их отъезд на Украину: он приедет на четыре дня в Вену. "Я, как ребенок, радуюсь этой эскападе. Ведь я покину свою каторгу и повидаю новые места. Ну, до скорой встречи".

Деньги на поездку? Но ведь к его услугам преданный Верде, этот добрый гений! Верде сам сидел без гроша, он обратился к барону Джеймсу Ротшильду, тот дал необходимую сумму, но при этом присовокупил: "Будьте осторожны с господином де Бальзаком, он весьма легкомысленный человек". Легкомысленный человек, отличавшийся к тому же чудовищной расточительностью, прикатил в Вену в наемной коляске в сопровождении своего камердинера Огюста. В замке Вайнхейм, близ Гейдельберга, друг Бальзака князь Альфред Шенбург представил его леди Эленборо, необыкновенной красавице, которая неизменно была окружена толпою обожателей и не чуждалась галантных приключений; после встречи с Бальзаком она не сомневалась в том, что помогла французскому романисту создать образ Арабеллы, леди Дэдли, одной из героинь "Лилии долины" (читатель позднее увидит, что Бальзак списал эту англичанку с другой женщины, близко ему знакомой). "За те два часа, которые я провел в парке у леди Эленборо, пока этот глупец, князь Шенбург, волочился за нею, и во время обеда я полностью разгадал эту женщину". Остановка в Вайнхейме была весьма полезной для Бальзака, ибо - помимо знакомства с "Арабеллой" - он сочинил там "письмо-исповедь" для своего романа "Луи Ламбер": то было весьма расплывчатое изложение философской доктрины этого героя, но Бальзаку оно казалось гениальным. Он нацарапал текст, сидя на скамейке в парке, и позднее включил его в книгу.

Проехав через Штутгарт и Мюнхен, он прибыл в Вену, где Ганские заказали для него комнату в гостинице "Золотая груша" на Ландштрассе. Встреча влюбленных была далеко не так безоблачна, как в Женеве. Еву Ганскую переполняло глухое недовольство, к тому же им никак не удавалось остаться наедине; Бальзак умудрился тайком сорвать несколько поцелуев. Пламенное сердце и слишком живое воображение - зловещий дар богов, если нельзя добиться полного счастья, отвечающего безмерности желаний. Бальзак послал Ганской "письмо от человека грязного и беспардонного", по нему можно догадаться об оскорбительных упреках с ее стороны. "Я вовсе не грязный человек, но, конечно, человек глупый, ибо никак не возьму в толк того, о чем вы изволите говорить".

Венские аристократы, все без исключения читавшие Бальзака, стремились им завладеть. Он уступал их учтивым домогательствам, но старался оградить часы своей работы и не отступать даже тут от своего почти монашеского образа жизни.

Бальзак - госпоже Ганской:

"Я не могу работать, зная, что мне надо куда-то идти, и никогда не сажусь за письменный стол на час или на два. Вы все так хорошо устроили, что я улегся в постель только в час ночи... Я собирался утром полюбоваться Пратером, когда там еще никого нет. Если бы вы пожелали отправиться туда вместе со мной, было бы очень мило; поскольку я лишь завтра примусь за "Лилию долины", мне придется работать поначалу по четырнадцать часов в сутки, чтобы наверстать упущенное. Я поклялся либо написать эту книгу в Вене, либо броситься в волны Дуная".

Тем не менее Бальзак был польщен приемом, который оказал ему австрийский канцлер князь фон Меттерних: с этим человеком благодаря знакомству с некоторыми дамами (герцогиней д'Абрантес, маркизой де Кастри) Оноре связывали общие лирические воспоминания. Госпожа де Кастри возложила на него тайную миссию - она хотела, чтобы Бальзак переговорил с канцлером о ее незаконнорожденном сыне. Роже фон Альденбурге, которому канцлер доводился дедом. Княгиня Мелания фон Меттерних писала в своем дневнике:

"20 мая 1835 года. Сегодня утром Клемент [ее супруг, князь фон Меттерних] виделся с Бальзаком. Канцлер обратился к нему с такими словами:

"Сударь, я не читал ни одной вашей книги, но я вас знаю, для меня ясно, что вы безумец или же человек, который потешается над другими безумцами и стремится исцелить их с помощью еще большего безумия".

Бальзак ответил, что князь совершенно прав, что именно такова его цель и он непременно ее достигнет. Клемент был очарован манерой писателя смотреть на вещи и судить о них".