Промысел божий
Шрифт:
Посреди палаты стояла девушка. Кеды, джинсики, блузочка – одета просто. Смотрит насмешливо, в глазах прыгают озорные искры. Личико простое, без косметики, стрижка укороченная. Ни колечка на пальце, ни серёжек в ушах. Грудь максимум первого размера, но бёдра округлые – отметил по-мужски Всеслав.
Он сел на постели, протёр глаза.
– Температуру, что ли, мерить? – он подавил зевок.
– Если разговариваешь, значит, не комнатная, – голос звонкий, весёлый. Всеслав, наконец, очнулся – она ведь без халата, стало быть, не сестра. Он посмотрел внимательнее. Она улыбалась открыто, белели
– Тормозишь, Слава, – она подошла ближе, без затей села на соседнюю пустую кровать, заболтала ногой, как девчонка-подросток. В глазах смеялись и прыгали чертята.
– Вы кто?
– Слушай, – она смешно наклонила голову, во взгляде было снисхождение, – давай как в старой доброй Англии, а?
– Как?
– На «ты» давай, без этих ВЫвов. Идёт?
– Идёт, – кивнул Всеслав. Откуда она взялась? Будто искрит вся, как в розетку включённая ёлочная гирлянда. – Ты откуда… такая?
– Ага, не въехал ещё, – она усмехнулась. У Всеслава ёкнуло сердце. Недоброе что-то почудилось ему. Девица же смотрела пристально и всё так же насмешливо.
– Ну? Разучился, что ли?
– Чего? – Всеслав понял, что сейчас узнает что-то пугающее. А девица быстро наклонилась к нему и просто сказала, прямо глядя в глаза:
– Посмотри по-другому.
Он покрылся испариной и сразу будто сильнее заболел ушибленный бок.
– Да не бойся, Слава. Всё идет как надо. Ну?
Она откинулась обратно, но смотрела всё так же пристально и уже серьёзно. Всеслав сглотнул и поменял зрение.
Она была «пустая».
Всеслав медленно отстранился, садясь глубже на постели. Девица или кто она там была, снова заискрилась, хохотнула. Странно, но ему от этого сразу стало легче.
– Эх ты, Всеслав-всевидящий.
– Откуда вы… ты меня знаешь? – он смотрел недоверчиво, опасливо. Ни разу ещё он не говорил с «пустыми». Она будто прочитала его мысли:
– Ну да, мы умеем разговаривать. Как зверюшки в народных сказках, – глаза будто сверкнули, она снова смеялась, показывая зубы. – А ты трусишка, Слава.
– Вот ещё, – он набычился. – Просто…
– Что? – она дразнила его и выглядела как множество самых обыкновенных девчонок, виденных им. И ещё подумал он, что именно она выглядела самой живой из многих из них – настоящей, без фальши, вранья и жеманства. Ну да, ведь и косметики-украшений у неё тоже не было. «Она не думает о том, чтобы мне понравится», – догадался он.
– Ну, что «просто»? – она ждала и взгляда не отводила. Всеслав решил больше не мямлить:
– У меня нет опыта общения с… вами. С такими, как ты.
– А что так?
– Я не знаю, – он пожал плечами.
– Не переживай, опыт будет, – она не меняла интонации, но подначивать перестала. – И не бойся. Я не кусаюсь, – она усмехнулась, – по крайней мере, сейчас.
Она снова стала серьёзной:
– С тобой ведь что-то происходит последнее время?
Всеслав кивнул и спросил:
– А ты знаешь, что именно?
– Знаю. И непременно обо всём расскажу. Только не всё сразу и не здесь.
Она поднялась, вернулась на середину палаты и подняла с пола какой-то куль,
– Переодевайся и валим.
Это была одежда, которую принесли ему родители на случай выписки.
– Меня выписали? – он с сомнением вертел в руках кроссовки.
– Ты выписался, – её тон не предполагал возражений. – И давай не затягивать. Или с тобой снова что-нибудь случится. И это не угроза.
Они беспрепятственно покинули Первую Градскую и только на улице он спросил её:
– Куда мы?
Она повернула к нему лицо и он впервые увидел её глаза близко. В них снова прыгали весёлые огоньки:
– Мы за твоей тачкой. Или ты предпочитаешь передвигаться на метро? – и она подмигнула. Он остановился и предпринял ещё одну попытку:
– Кто всё-таки ты?
Она пожала плечами и ответила просто и без подначки:
– Я твой Проводник. Зови меня оЙми.
На попутке за стольник они добрались до Второй Рощинской.
– Домой-то я могу зайти? – он не был уверен, что она позволит, но оЙми кивнула:
– И можешь, и должен.
Он подчинялся ей, не зная, что она потребует от него в следующую минуту, но почему-то верил всему, что она говорила (впрочем, она ещё ничего толком не сказала, не объяснила). Ни одна девица ещё не вела себя с ним так, как эта чудачка. Он откуда-то ясно понимал, что эта оЙми знает о нём если не всё, то очень многое и, стало быть, способна прояснить неясности, аномалии и причины его неудач: то, что волновало его ещё с детства, и то, что разрывало его сознание последние недели.
Едва вошли, она тут же выдала инструкцию:
– Собери смену белья, куртку на случай холода, в одежде не выпендривайся: чем проще, тем лучше. Мыльно-рыльные принадлежности не забудь – возьми те, что родители тебе в больницу привезли. В квартире отключи все приборы – повынимай из розеток, и ещё автоматы в щитке выключи. Перекрой воду. Всё. И не копайся, как девица в сборах на курорт.
Он принялся в точности выполнять сказанное ею.
Дома всё оставалось без изменений: родители ничего не тронули, когда заехали за вещами, лишь в ванной, в бачке для стирки он обнаружил заляпанные кровью джинсы и футболку, в которых он бился в метро. оЙми равнодушно побродила по комнатам, пока он переодевался в более подходящие вещи (родители прихватили в больницу что попало, не заботясь о вкусах сына).
Всеслав утрамбовывал небольшой рюкзачок, когда стало слышно, как в замке входной двери кто-то копается. Вряд ли это были родители: они так просто к нему в квартиру не ходили, уважая его личное пространство. Всеслав обернулся к оЙми, вернее, к тому месту, где она только что стояла, но там уже было пусто. О, женщины! Хоть бы намекнула, что делать, если такая всезнайка…
Всеслав выскочил в прихожую и завертелся на месте, ища укрытие. В дальние комнаты ему бежать не хотелось. Мало ли кто прётся в квартиру. Шум за дверью продолжался и Всеслав нырнул в ванную, оставив дверь чуть приоткрытой. Устроившись удобнее, он сменил взгляд и просветил дверь. За ней осторожно возился человек, и ему было не привыкать открывать двери без ключа. Но не это привлекло внимание Всеслава: в прихожей по-прежнему находилась оЙми.