Промысел Господень: Летописи крови
Шрифт:
Он видел ее. Сквозь толщу металла он мог различить контур ее тела, сжатого в комок приступом страха. Он мог почувствовать запах, исходящий от ее волос, смешанный с потом и ароматом пустыни, пропитавшим ее одежду. Он подумал, что мог бы любить ее, мог бы ненавидеть. С одинаковым успехом они стали бы друзьями или врагами. Но в данный момент это было абсолютно не важно.
Он видел ее насквозь. Это была отнюдь не метафора. Сквозь тонкую пленку кожи он различал сеть сосудов, мышечный покров, за которым, повиснув между ребер, не билось давно умершее
Более всего остального его интересовало ее тело только лишь с функциональной точки. Ибо новому семени нужен был новый сосуд для созревания.
Он вскрыл скорлупу ховера голыми руками, разворотив лобовые плиты, закрывшие плексигласовый «фонарь» кокпита. Он вытащил Александру из кабины и положил на песок. Девушка прижалась телом к острому углу обтекателя на «крыле» ховера и закрыла лицо руками.
— Я голодна, — тихо прошептала она.
— Знаю. Ты открыта для меня, все твои желания я читаю как книгу. Я могу тебе предложить только это.
Стокер махнул рукой в сторону. Александра направила в ту сторону взгляд и увидела мертвое тело Ханта, лежащее на песке.
— Его не спасли ни знания, ни опыт, ни сила. Знаешь, он даже не пробовал сопротивляться. Все его жалкие фокусы так и не смогли остановить меня.
— Ты убил его… зачем?
— А зачем ему жить? С какой целью я мог сохранить ему жизнь?
— Я… я не знаю.
— Будешь пить его кровь?
— Нет.
— Правильно. — Стокер хихикнул. Получилось мерзко. Александру даже передернуло от нахлынувшего отвращения.
Стокер продолжил:
— Ты такая изнеженная, предпочитаешь только свежую кровь. А если речь пойдет о твоем выживании, ты будешь продолжать привередничать?
— Ничего тебе не скажу. Я ничего не знаю!
— Молчи, молчи, если тебе так будет проще. А вот на меня напало желание поговорить. Я так долго был вынужден молчать, что просто не знал, как скоро переполняющие меня знания разорвут голову на части. Но тебе, кажется, это по-прежнему неинтересно.
Стокер отошел от ховера, молча уставившись куда-то вдаль.
— Все уходит, умирает, и в этом есть печать высшей мудрости. Только превратившись в прах, можно дать простор для будущего. И не имеет значения, о чем мы говорим. Ржавый металл строения сносят, чтобы возвести на его месте новые стены. Старая плоть умирает, чтобы прокормить молодую. И это имеет смысл.
Вампир повернулся к Александре. Медленно подошел к ней, присел рядом.
— Скажи, — обратился он к девушке, — ты можешь опровергнуть правильность такого хода вещей?
Александра молча кивнула головой.
— Да, ты станешь говорить мне, что вампиры живут по другому принципу. Не спорю. Но к чему мы пришли, чего достигли?
— Если бы не такие, как ты, наш род давно бы главенствовал во Вселенной.
— Над кем ты собираешься главенствовать,
— Как ты можешь говорить такое!
— А почему, собственно, ты отказываешь мне в праве думать так, как я хочу? Одному ли Ватеку дозволена оригинальность мышления, противоречивость и бунтарство?
— Да кто ты такой, черт возьми?!
— Твой предок, Александра, переродившийся в новом теле. Знаешь, почему я хотел уничтожить свою семью? Я расскажу тебе нечто весьма занятное на этот счет. Проснувшись однажды утром, я неожиданно осознал, что окружающие меня собратья вызывают у меня устойчивое чувство раздражения. Для вампира в целом это весьма свойственно. Мы только чудом, а точнее, железной рукой Патриархов, можем уживаться такими многочисленными стаями. По сути, каждый из нас является образцом эгоистичного индивидуалиста, живущего только собственными интересами. Только опасность может на какое-то время объединить нас или некая общая цель, достичь которой поодиночке не представляется возможным.
С ростом нашей численности мы все же умудрились создать некий намек на единое общество. У нас появились какие-то правила, мы стали лавировать в поисках достойной ниши. Научились худо-бедно уживаться с сапиенсами. Но постоянно те, кто стоял над остальными, стремились навязать нам идею превосходства над миром. В целом в отношении отдельно взятых каинитов это весьма справедливая мысль. Но мощное, агрессивное общество вампиров есть не более чем паразит, готовый уничтожить все, что встанет у него на пути.
Земле зачем-то нужен человек, мне никогда не было до этого особого дела. Мы как сила, способная этого человека уничтожить, являемся весьма опасным врагом. Но мы жили бок о бок с сапиенсами, убивали друг друга, и никто от этого не ощущал себя особенно ущемленным.
Став каинитом, я сильно удивился, когда, встречая рассвет, не был сожжен дотла первыми солнечными лучами. Более того, с ихором вампира мне не передалась даже природная боязнь этого. Как? Почему? Бессмысленно гадать, такова природа. В процессе естественного отбора наши тела претерпели множество эволюционных изменений. Наши манипуляции с генным кодом дали шанс тем, кто был рожден с пороками, лишиться их навсегда. Живи мы как прежде, тайно, небольшим числом, паритет был бы сохранен. Но мы начали размножаться. Мы захотели большего.
Я слишком поздно это понял, чтобы придумать менее радикальный способ решения проблемы. Я заметил, что экзальтация моих братьев имеет под собой не совсем тот смысл, который видят окружающие. Им был нужен повод, чтобы в их поисках им более никто не мешал и не препятствовал. Тогда они пошли на тайный сговор с Патриархами. Ценой спокойного существования была куплена сомнительная надежда открыть те тайны природы, которые сделали бы нас единственными повелителями над любым разумом во Вселенной.