Пронзая тьму
Шрифт:
Салли, чисто вымытая и сытно накормленная, полулежала в тепле и уюте под одним из стеганых одеял ручной работы, подложив под спину несколько больших подушек.
Впервые за много, много лет (их даже не сосчитать: примерно, двадцать пять, наконец прикинула она) Салли держала в руках тяжелую книгу, которую она винила во всех горестях мира, называла перехваленным сборником сказок, обвиняла в узости взглядов на мораль, осуждала как догматичную и авторитарную и игнорировала как груз устаревшего, косного знания, мешающий движению человеческого интеллекта вперед.
Это была одна из Библий Сары Баркер.
Салли нашла Псалтырь сразу же. Как раз посередине книги.
«Просто раскрой книгу посередине, – прозвучал
Как звали ту женщину? Да, точно, миссис Гундерсон. Такая старая леди. Сколько Салли ее помнила, она всегда была старой – словно однажды достигла преклонного возраста и навсегда на нем остановилась. Каждое воскресное утро Салли вместе с другими семи-и восьмилетними ребятишками спускалась по лестнице в подвальное помещение церкви, где миссис Гундерсон проводила занятия в маленьком гулком классе с жесткими деревянными стульями и доской, сильно исцарапанной мелом за многие годы службы.
Потом миссис Гундерсон обычно рассказывала им историю из Библии, двигая бумажные фигурки, представляющие героев повествования, по неизменному фланелевому фону синего (небо) и зеленого (трава) цвета. Даже сейчас, лежа в кровати с Библией на поднятых коленях, Салли могла вспомнить эти истории: о маленьком человечке, который забирался на платан; о рыбаках, которые удили рыбу всю ночь, но ничего не поймали; об ученике – кажется, это был Петр, – который пошел по воде навстречу Иисусу; о человеке по имени Лазарь, которого Иисус воскресил из мертвых; о Моисее, Ное и, конечно, Ионе, которого проглотил кит.
Странно. Она выбросила все эти истории из головы еще в младших классах средней школы, но сейчас, в возрасте тридцати шести лет, помнила не только их, но и то глубокое религиозное и нравственное чувство, которое возникало у нее после каждого посещения воскресной школы: я хочу быть хорошей; я хочу делать добрые дела и любить Господа; я хочу носить Иисуса в своем сердце.
Такие старые воспоминания, такие давно забытые чувства! Но воспоминания были приятными, а чувства теплыми и отрадными. Это заставило Салли остановиться и задуматься. Много ли приятных воспоминаний есть у нее? Не очень. Возможно, эти, самые старые, являются самыми счастливыми.
Псалом сто восемнадцатый. Хм-м-м. Длинный. Она прочитала первый стих:
«Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем».
Этого оказалось достаточно, чтобы полностью завладеть вниманием Салли. Она продолжала читать.
Стих третий гласил: «Они не делают беззакония, ходят путями Его».
В стихах четвертом, пятом и шестом развивалась та же тема: «Ты заповедал повеления Твои хранить твердо. О, если бы направлялись пути мои к соблюдению уставов Твоих! Тогда я не постыдился бы, взирая на заповеди Твои».
Как пастор догадался? Она задала ему самый резкий вопрос, какой только могла, а он дал ей именно тот ответ, в котором она нуждалась – в своей ситуации, здесь и сейчас, – представляющий собой очередной шаг в цепи ее размышлений.
Она продолжала читать, и слова снова и снова говорили ей о некой истине, от которой она убегала многие годы, которую отрицала, опровергала и, в конце концов, утратила… но в которой, вероятно, нуждалась более всего.
Абсолютные утверждения. Истинное добро и истинное зло. Забор, точка отсчета, путь к некоему непреложному знанию.
Салли не хотела потерять эти мысли. Она соскочила с кровати и подбежала к стенному шкафу за спортивной сумкой. Свою одежду она отдала в прачечную, так что сумка значительно опустела и содержала сейчас только по-прежнему пугающее количество хрустящих банкнот, записную книжку, которая и нужна была Салли, и… списки из кабинета профессора Линча.
Салли стало дурно при одном виде этих книг – словно они излучали некое зло, словно в них таилась незримая,
Все та же четверка бесов, чье присутствие оставалось незримым, но все же ощутимым для Салли, скрывалась поблизости, наблюдала и выжидала удобного момента для наступления. Они неотступно следовали за Салли повсюду и сумели проникнуть за выставленный ангелами заслон, поскольку ни на миг не отпускали ее. Духу отчаяния все меньше и меньше нравилась его работа; чем дальше продвигалась Салли в своем поиске, тем меньше ядовитых семян ему удавалось посеять в ее сознании. Бесу по имени Страх было где развернуться, и он получал страшное удовольствие от своей деятельности, радуясь наличию у Салли списков; но Смерть и Безумие постепенно погружались в разочарование. У Салли появилась какая-то новая цель; демон по имени Смерть больше не встречал радушного приема в ее мыслях, и мысли ее стали слишком ясными и рациональными, чтобы дух безумия мог в них проникнуть.
Все четверо тянули к ней свои когтистые лапы, но в данный момент им не за что было уцепиться.
Салли плотно закрыла сумку, спрятав списки подальше. «Не сейчас. Я разберусь с вами попозже. Я не хочу сейчас мучиться, не хочу бороться. Дайте мне передохнуть. Дайте время прийти в себя».
Бесы отступили и затаились в ожидании.
Салли схватила блокнот и ручку и прыгнула обратно в постель.
«Не покидайте меня, добрые чувства. Побудьте со мной немного, дайте мне изучить и понять вас, дайте мне все обдумать».
Она начала писать очередное письмо Тому Харрису.
"Сейчас я изучаю Сто восемнадцатый псалом; если я правильно поняла это послание, в нем представлены две абсолютные истины, две вещи, которые я могу знать наверняка.
1. Существует добро: послушание законам Божьим и хождение Его путями.
2. Существует зло: попрание законов Божьих и отступление от Его путей.
Что дальше? Надеюсь, вы следите за ходом моих мыслей, поскольку дальше начинаются трудности.
В Сто восемнадцатом псалме говорится также о двух состояниях человека, которые прямо вытекают из этих двух абсолютных истин.
1. Делай добро, и ты будешь счастлив и благословен.
2. Делай зло, и ты будешь покрыт позором.
Эта идея проста, не так ли? Полагаю, слишком проста. Слишком элементарна, чтобы в нее поверили и ее приняли люди вроде меня, которые провозглашают высшей реальностью свое собственное Я.
Но, Том, я истинно полагаю, что я покрыта позором. В этом убедили меня даже злобные, ядовитые замечания моего врага профессора Линча. Знаю, он пытался уничтожить меня морально, но при этом не сказал ни слова не правды. Мне нечего было возразить ему. Правда заключается в том, что моя жизнь погублена.
Но смогу ли я принять объяснение, которое дает Библия? Отважусь ли поверить этой Книге? Если Библия достойна доверия и я предпочту поверить ей, тогда я смогу раз и навсегда решить, кто я такая и где пребываю: во зле, вне милости Божьей, покрытая позором.
Мысль неутешительная, но, по крайней мере, с ней я обретаю незыблемую почву под ногами".