Пропала женщина (сборник)
Шрифт:
— Миссис Крамер, знаете ли вы, что больше не являетесь наследницей страхового полиса вашего мужа?
Кровь медленно отлила от ее лица.
— Но это же невозможно! Мне известно, что, когда Боб оформлял страховку, получателем денег была обозначена я.
— Мне жаль, миссис Крамер, но он изменил этот пункт шесть месяцев назад.
В ее глазах появился злой огонек.
— Кто получит деньги теперь?
— Некая мисс Элен Морланд.
— Почему ваша компания не известила меня раньше?
— Это не входит в наши обязанности, миссис Крамер.
Миссис Крамер терзала носовой платок.
— У нее этот номер не пройдет. Я подам в суд.
— Это ваше право, миссис Крамер. Вы знакомы с мисс Морланд?
Она хрипло рассмеялась.
— Я видела ее. Это точно. Но видела ли она меня, я не могла бы сказать. Я была лишь помехой, ничего не значащей помехой.
Помолчав немного, она продолжила.
— В жизни Боба были другие женщины — таким он был мужчиной. Они не играли для него большой роли. Все изменилось, когда он встретил Элен. Я сразу же это поняла. Когда я узнала, кто виноват в том, что мой муж… то пошла к ней и попросила оставить его в покое. Я не знала, чего ожидать. Возможно, сцены. Но она так посмотрела на меня… Эти странные серые глаза с любопытством изучали меня несколько секунд, а потом она сказала: «По мне, лучше оставьте Боба себе».
При этом воспоминании краска бросилась в лицо Тельмы.
— Муж потерял голову из-за нее, но ей он был не нужен. Я не думаю, что ей вообще кто-нибудь нужен. Сказав, что я могу забирать своего мужа, она повернулась и пошла назад к картине, которую писала. Я больше не существовала для нее. Мне ничего не оставалось, как уйти.
— Но ваш муж продолжал с ней видеться?
— Да. Я ничего не могла с этим поделать. — Ее лицо выразило недоумение. — Не думаю, что между ними было что-то. Он даже разговаривал со мной о ней, сказал, что ходит в студию и просто смотрит на нее и не уверен, осознает ли она его присутствие. — Тельма покачала головой. — У нее лицо без выражения. Действительно так. Я не верю, что эта женщина бывает счастливой или несчастной, как другие люди.
— Мисс Морланд художница?
— Очевидно. Она что-то рисует, но вряд ли выставляет или продает свои картины. Я даже не думаю, что ее увлекает живопись. Это просто занятие… пока она ждет.
— Ждет?
Ее глаза расширились.
— Не знаю, почему я это сказала, но это правда. Я чувствую, что она ждет… чего-то.
— Вы знали, что у вашего мужа больное сердце?
— Нет. Он никогда не жаловался.
— Может ли быть так, что он сам об этом не знал?
— Не берусь сказать. Последние полгода — с момента их знакомства — муж нездоров. Это было заметно. Может быть, сердце, а может быть, и не только это. Он много пил, хотя ему не следовало бы этого делать; потом, как правило, отключался через какое-то время. Не мог спать, ничего не ел.
— Как вышло, что ваш муж встретился с мисс Морланд?
— Их познакомил Питер Нортон. — Ее руки сжались в кулаки. —
— Кто его лечащий врач?
— Доктор Фаррел. Его кабинет находится в Брюмнер-билдинге.
Я поднялся.
— Благодарю вас за потраченное на меня время, миссис Крамер.
Я поехал к Брюмнер-билдингу и на лифте поднялся к кабинету доктора Фаррела. Когда секретарь проводила меня к нему, я показал мои документы.
— Доктор, — сказал я, — некий Роберт Крамер, один из ваших пациентов, застрахованный в нашей компании, умер три дня назад.
Доктор Фаррел был седеющий мужчина в возрасте далеко за пятьдесят. Он кивнул.
— Я читал об этом. — Сестра принесла карточку из картотеки, и он изучил ее. — Крамер был моим пациентом более десяти лет. Примерно года два с половиной назад я обратил внимание на плохое состояние его сердца. Я сказал ему об этом, стараясь чрезмерно не напугать, составил разумный распорядок и высказал все обычные предостережения и советы. — Доктор Фаррел взглянул на меня. — А шесть месяцев назад при осмотре я установил, что его болезнь сердца заметно прогрессировала. По другим показателям он также был не в лучшей форме: общая слабость, переутомление. На этот раз я уже настоятельно посоветовал ему поберечь себя. Надо полагать, он не последовал моему совету.
— Его жена сказала, что он не говорил ей о своем сердце.
— Думаю, он опасался, что она станет волноваться.
— Да, возможно, вы правы.
А затем я поехал на Брейнард-стрит к дому 231. Это было четырехэтажное здание в ряду других домов из красного кирпича в старой части города, где царила тишина.
Я выкурил сигарету, сидя в машине, а затем вошел в дом и поднялся на последний этаж, где находилась студия.
Действительно, у Элен Морланд были серые глаза, и она смотрела на меня безо всякого выражения, пока я объяснял ей цель моего визита.
— Вы знали, что у Крамера было больное сердце?
Ее губы уже сложились в слово «нет», но затем какая-то мимолетная тень прошла по ее лицу. Она внимательно посмотрела на меня и двинулась в глубь комнаты.
— Да. Он говорил мне.
— Вы знали, что страховой полис Крамера записан на вас?
Она остановилась перед мольбертом.
— Да.
В мои обязанности это не входило, но я спросил:
— А почему?
Она взяла кисть и провела одну линию, потом другую и начала ее размазывать.
— Боб сказал, что любит меня. У него не было денег, но было желание мне со временем что-нибудь оставить.
— Он готов был отдать вам жизнь. Вас это трогало?
Я прошел по студии. Там были картины, законченные и незаконченные, и я чувствовал, что к ним остыли, едва сняв с мольберта. Одни были написаны в абстрактной, другие — в импрессионистской манере. Часто на картине были хаотичные мазки, ничего не обозначавшие, кроме того, что, делая их, она думала о чем-то другом.
— Вы полагаете, у вас есть право на эти деньги?