Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти
Шрифт:
– «Кабазон»! – мог предложить Рэй, которого я впервые увидел в Гштааде.
Это был торговый центр примерно в часе езды.
– Ты бесполезен!
Таков был стандартный ответ на большинство предложений.
Он постоянно угрожал нам тем или иным способом. Его угрозы были смешными и абсурдными, как угрозы ребенка или императора – никогда точно не знаешь. Затем, конечно же, он начинал рассказывать истории. Как-то Нарен сделал предсказание, касающееся отношений Марио и Лизы: итальянца, живущего в Германии, и американки, живущей в Палм-Спрингс. Юджи называл Марио «чистильщиком грибка», но он так много курил, что мы его звали «Кумарио».
– Ха, ха, ха, ха! Созданы друг для друга! Он им сказал!
Юджи говорил об астрологическом прогнозе, который немецкий астролог Нарен, знавший Юджи в течение многих лет, сделал им накануне их разрыва, и теперь Юджи его безжалостно подначивал. Он повторял эту историю много раз, и из подробностей всплывали другие истории об этой паре, так что ему было о чем поговорить. Как только он узнавал новые детали, он тут же выстраивал следующую версию – чем скабрезнее, тем лучше.
Еще одним средством, с легкостью вызывавшим у него взрыв бурных эмоций, были «Ссылки» – коллекция постов в Интернете, так или иначе касающихся Юджи. Лиза стала собирать эту коллекцию, когда ее отношения с Марио наконец зашатались под натиском Юджи. С явной гордостью зачитывая сообщение о семнадцатилетней девушке, которая любит панк-музыку, мороженое и Юджи Кришнамурти, он равно акцентировал внимание и на содержании поста, и на дате его размещения. Это было странно и весело.
Многие люди, среди которых были и старые и новые его знакомые, думали, что Юджи просто выпендривается, ведет себя как эгоист. На самом же деле, читая вслух эту «чепуху», он показывал несоответствие – реальное несоответствие языка и того, что он описывает. Таким образом он мог как-то общаться с людьми, не идя на компромисс и не превращаясь в «учителя». Он делал это очень умело. В то же время для тех, кто не осознавал этого, кто не понимал, что его слова мало что значат, что имеет смысл лишь то, как он живет, – что ж, им просто не повезло.
С другой стороны, если у кого-то был искренний вопрос, он, отвечая, становился таким же терпеливым или нетерпеливым, властным или мягким, как и задавший вопрос человек.
Здоровая пища была еще одной темой для порицания. Он считал, что здоровая пища – это миф, и то и дело употреблял вредную пищу вместе с нами. Он ел картофельные чипсы, соленые крендельки и пил кофе. Я даже не раз видел, как на остановке для отдыха на шоссе он ел кетчуп из пакетиков без картошки. Однако его ежедневный рацион был довольно аскетичным: он не ел мяса, яиц, печенья, тортов, не пил прохладительных напитков.
Проверка фактов не имела смысла в его присутствии. Наша ежедневная реальность основывается на нашем банке памяти, и каждый раз, когда вставал вопрос идентичности, он приводил пример: «Красная сумка, стул, твердый, мягкий! Вот что вы собой представляете, и ничего больше! Вы – коллекция воспоминаний, определений. Вы ни разу не смотрели на что-либо без того, чтобы не назвать это для себя!»
В этом смысле он рубил самую сердцевину глупых затасканных духовных историй и вместо них приводил практичные и применимые к жизни примеры того, как мы действуем, исходя из опосредованной информации. Истории из жизни его друзей, которые он нам рассказывал, были скроены таким образом, что делали явной ограниченность наших великих концепций.
– Но, Юджи, я прожила с ним треть моей жизни! Как же я могу уйти? – умоляла одна женщина, когда ее отношения шли к разрыву.
– Если ты действительно любишь его, иди туда и зарабатывай деньги на чистке унитазов! Но ты же не пойдешь зарабатывать деньги таким способом! – отвечал он, проигнорировав привычные слова утешения, которые мы обычно говорим своим друзьям в сложных жизненных ситуациях.
Жесткая реальность отношений между людьми находила в нем предельно ясное и простое выражение.
– Единственный вид
На самом деле он имел в виду движущую силу наших поступков, заставляющую вести разговоры о любви для того, чтобы оправдать собственное удовольствие, полученное за счет другого человека.
Истории Юджи были волшебным средством коммуникации, обнаруживавшим при ближайшем рассмотрении зыбкую и туманную природу фактов. Кто что кому сказал и зачем? Стоило чуть поскрести поверхность и факты рассыпались. Истина – это твое слово против моего, и в конечном итоге весь суд сводится к оружию, которым мы готовы защищать свое добро. Например, когда он говорил о Джидду Кришнамурти: «Все лишь пустые слова и пустые фразы, сэр!», в каком-то смысле он говорил обо всех нас, а с другой стороны, его самая суть была – ничто. Каждый раз, когда он выходил из комнаты, его отсутствие создавало вакуум, который быстро заполнялся словами, возникавшими в нас, между нами, независимо от нас.
Рассказы о его друзьях высмеивали наши представления о себе, и, приспосабливая нужную историю к текущему моменту, он держал на мушке каждого. Он практически не использовал обычные для духовных учителей истории; вместо этого главными героями его метафорических баек становились его друзья. Если вы выбрали быть в его присутствии, то история вашей жизни использовалась для атак на концепции, на опосредованный опыт, наполняющий собой большую часть человеческой жизни, на то, что отделяет вас от жизни. Его рассказ мог быть мощным, точным и болезненным или унизительным, выкорчевывающим все второстепенное из большинства учений и достигающим нервных окончаний самой вашей жизни. Он копался в грязном белье, но его мишенью была мысль – во всех ее возможных видах и вариантах. Если он хотел использовать какой-то из традиционных текстов, то умудрялся выразить в одном предложении всю суть учения:
– Бездействие есть действие. Вот ваша Гита.
Он доносил это так, что шанса не понять не оставалось. Это было более чем великолепно. Он был источником, не ссылкой.
Случалось, кто-нибудь пытался его поправить, тогда он отвечал: «Не будь немцем, который всегда кричит: «Я прав! Я прав!» Тебе всегда хочется чувствовать себя на коне». Тот факт, что ничему иному не было позволено случаться в его присутствии, иногда сводил меня с ума. Это случалось часто. Он каким-то образом обрубал все внешнее и заставлял тебя оставаться сфокусированным на нем, хотя ты об этом даже не подозревал, поскольку было ощущение, что ничего не происходит. Люди говорят, что это звучит жестоко, но я никогда не встречал более сострадательного человека в моей жизни. Он не боялся встретиться с фактами лицом к лицу, в то время как большинство людей бегут от них, как от чумы, чтобы не нарушить баланс социальных взаимодействий. Если ты ничего не инвестировал в создание собственного имиджа в глазах других людей, то ты имеешь огромное количество энергии для самовыражения. Именно по этой причине нам так нравится наблюдать за детьми. Они просто утверждают то, что видят, пока мы, взрослые, не научим их нашим правилам игры: ложь, ложь, ложь и еще раз ложь.
– Я подрываю саму основу человеческой мысли! – заявлял он наигранным высокомерным тоном.
Его нападки в результате облегчали бремя концепций, стоящих преградами на пути жизни – той самой жизни, от которой мы постоянно хотим отгородиться. Если мы сопротивляемся, то испытываем боль, а не сопротивляться не можем, поскольку рутина знаний и есть то, что составляет саму структуру личности. Рядом с ним идеи постоянно горели в огне. Он поливал бензином и бросал зажженную спичку в то, что ты холил и лелеял, равно как и в то, что ненавидел.