Пропащий
Шрифт:
Облако странного тумана проглатывает Данилу, черная дыра распахивается, словно беззубая пасть старого крокодила и Данила Уголков с истошным воплем проваливается во тьму. Плотный, как сметана, туман опутывает с головы до ног, не давая пошевелиться, голубые искорки окружают со всех сторон, острая боль пронзает тело насквозь, судорога сводит мышцы и сознание пропадает …
… сознание возвращается, нечто жесткое и колючее давит нос так, что шнобель плющится наподобие свиного пятачка и нет возможности вдохнуть. Раззявленный рот хватает воздух, Данила дышит, как загнанная собака. Придя в себя он ощутил себя каким-то — ну, небрежно сложенным что ли? Наподобие куклы. То есть он лежит в совершенно неестественной позе на боку, выгнутым назад и вывернутыми к заднице руками. А ноги сложены в коленях и прижаты пятками к бедрам. Едва осознав это, Данила испытал сильнейшую боль во всем теле — ноют растянутые мышцы, болит спина, вывернутая шея отстреливается болезненными уколами в основание черепа. Даже челюсть сдвинута, отчего изо рта тянутся слюни и вываливается язык. Не в силах более сдерживаться Данила издает
— Чо за фигня такая!? — забубнил Данила, напрягая сдавленное горло. — Совсем ох…ли полицаи!
Забрали в полицию, потому что пьяный … откуда пьяный-то? Да выпил-то чуть-чуть, совсем ничего, для запаха. И шел нормально, не шатался, не орал песен и вообще, причем тут сетка!?
Наконец удалось освободить одну руку. Кое-как, матерясь и плюясь, очищает глаза. Острая вонь вызывает спазм, тошнота едва не выворачивает наизнанку. Данила открывает глаза, оглядывается … и застывает с открытым ртом. То, что он видит, совсем не похоже на полицейский участок. Оно совсем ни на что не похоже! Огромное помещение с полукруглым потолком. Похоже на цех или вокзал, только вот ни поездов, ни станков здесь нет. Зато есть монорельс на потолке, по которому неспешно движутся сетки с людьми. Данила не поверил своим глазам — какие люди, какие сетки!? Этого не может быть, фантасмагория какая-то. Люди набиты в сетки по несколько штук — они буквально спрессованы, как пойманные рыбы. Кто-то громко стонет, другой ругается на чем свет стоит, третий просто орет и визжит. От разнообразных воплей и стонов в помещении стоит шум и гам, заглушающие все остальные звуки. Сетки с людьми плывут по воздуху, наполненным запахом страха, ужаса и свежих фекалий. Данила проследил глазами — сетки выныривают из какой-то темной камеры. Видимо, там людей упаковывают, словно кур в ящики и отправляют дальше. Сетки подвешены за крюки прочными тросами, которые прикреплены к тележками. По бокам крутятся два громадных колеса, приводящих в движение всю конструкцию. Колеса просто необыкновенных размеров, более шести метров в диаметре на глазок и очень широкие. Присмотревшись, Данила видит внутри колес какое-то движение — это люди! Как белки, они бегут внутри колеса по двое в ряд, равномерно двигая руками и ногами. В движениях чувствуется слаженность и определенный ритм, как будто люди выполняют не тяжкую работу, а делают гимнастические упражнения для укрепления икроножным мышц. Данила невольно отметил, что трущиеся части колес хорошо смазаны, движутся плавно, без рывков и не скрипят. Хотя в таком шуме что можно услышать?
Сети перемещаются в одном направлении. Данила тянет шею, насколько это возможно в сетке, обдирая кожу на лице и едва не срывая уши. Впереди показывается полукруглая площадка, на которую сетки опускают. Запорные устройства размыкают клыки, сетки раскрываются, люди вываливаются на площадку, которая очень напоминает разделочный стол — блестящая металлическая поверхность отполирована множеством тел, по бокам видны желобки для стока жидкости, края загнуты вверх, чтобы ничего не сваливалось. Вдоль стола через равные промежутки установлены какие-то столбы, из которых торчат механические трехпалые клешни. Или руки с тремя пальцами, но без ладоней. Эти клешни-руки ловко сдирают одежду и обувь. Тела кладутся на стол, конечности вытягиваются вдоль туловища. Следующая пара рук аккуратно приподнимает тело и пеленает прозрачной лентой, но не сплошняком, а через равные промежутки, так что бы поверхность тела осталась открытой. Но это только тех, кто лежал спокойно. Других пеленали по полной программе, как младенцев, оставляя открытым лицо. Третья пара рук перекладывает упакованное тело на ленту транспортера. Что дальше, Данила не видел, как ни старался. Зато усек, что при раскрытии сетки люди вываливаются на стол как попало и многие очень чувствительно бьются головами и другими частями тела. Трупам все равно — были и мертвые, иначе как объяснить полную неподвижность и неестественные позы! — а вот живым приходится очень не сладко. Если, конечно, сладким можно назвать переломы рук и ног без наркоза. Но некоторым удавалось остаться целыми.
Данила забарахтался, словно только что выловленный карась в садке, стараясь принять позу эмбриона ногами вниз. Получилось не очень, главным образом из-за того, что ноги стали враскоряку, а зад оттопырился. Это означало, что при открытии сетки он брякнется на ж…пу и очень больно. Потрепыхавшись немного Данила понял, что все зря и надо готовиться к жесткой — а лучше очень жесткой! — посадке. Так и произошло. Через считанные секунды внизу появляется сияющий полированным металлом стол, сетка раскрывается, Данила летит вниз стремительной какашкой в позе лотоса. Удар хорош! Аж стол загудел. Боль пронзила седалище, но радость екнула в груди — яйца не отшиб!
Не дожидаясь, пока манипуляторы уложат на стол, укладывается сам и вытягивает руки ноги по швам. Удирать со стола не стал. Что-то подсказывало, что ничего хорошего из этого не получится, а вот головы можно лишится одним щелчком железного пальца манипулятора. Механические руки подхватывают, укладывают и обматывают. Прозрачная лента вдобавок оказалось еще и липкой, как скоч. Или скотч? Всегда путал виски с липучкой.
Вытянув шею, словно любопытный гусак, Данила смотрит вперед. Лента транспортера
Труба обрывается, Данила падает на ленту транспортера. Повертев головой, видит, что ни спереди, ни сзади никого нет. Он в помещении типа складского ангара, тускло горят потолочные фонари. Серые стены вроде как из бетона, пятна зеленой плесени наползают друг на друга. Воздух насыщен влагой, густой запах тухлой капусты выворачивает наизнанку желудок и заставляет слезиться глаза. Тишину нарушает только шуршание резиновой ленты, да едва слышное повизгивание роликов транспортера. Некоторое время Данила плывет в вонючей пустоте, затем лента обрывается и Данила падает на что-то мягкое и невыносимо пахнущее разлагающимся мясом. Сквозь приглушенный шум работающего механизма доносятся осторожные, будто бы крадущиеся шаги. Данила в ужасе — маньяк подкрадывается с окровавленным кухонным ножом подбирается, кто ж еще? — поворачивает голову.
Сгорбленный человек в замасленном комбинезоне идет к нему. Шаркающая походка, торчащие в стороны клочья седых волос подсказывают, что это — старик? Нет, это наркоша со стажем! Лицо скрыто под круглыми мотоциклетными очками, нижняя часть лица прячется под грязной тряпкой, обмотанной несколько раз вокруг головы. Данила содрогнулся всем телом, от страха похолодели конечности, сердце прыгнуло и провалилось в пропасть. Грязная пятерня сжимает громадный шприц! Данила никогда в жизни не видел таких огромных. Наверно, такие предназначены для выкачивания крови. Или высасывания головного мозга. Сунет в нос и высосет! Страх сковывает мышцы и паника туманит разум, но соображать Данила не перестал. Слезы текут ручьем, вонища забивает дыхание. Урод приближается. Данила бьет обеими ногами на уровне коленей. Наркоман явно не ожидал такого финта, ноги подламываются, урод в очках падает на пол, как подкошенный. Извиваясь червяком, Данила подбирается ближе, намереваясь добить ударом в переносицу. Но неизвестный словно ванька-встанька поднимается и поспешно отступает на шаг. Шприц по прежнему держит в руке. Данила трясет головой, избавляясь от слез. Мгновенно обострившееся зрение показало, что наркоман щупл и невысок, а гигантский шприц не так уж велик. И вообще, это не шприц, а какое-то приспособление вроде как клеймо ставить. Вона, расширение на конце!
Данила грозно — как ему кажется! — мычит заклеенным ртом, пучит глаза и делает некие угрожающие движения ногами. Тоже склеенными липкой лентой. Нарик пренебрежительно машет рукой, пожимает плечами и выставляет левую руку ладонью вперед. Типа, я пришел с миром, все хорошо, люди братья. Данила мычит опять, меня тональность и продолжительность отдельных мыканий. Что в приблизительном переводе на человеческий язык означает — пошел на х…! Наркоша хмыкает, примирительно поднимает руки и делает вид, что поворачивается … неуловимо быстрым движением хватает за связанные ноги и резко поворачивает. Данила утыкается лицом в вонючий — матрас, что ли? — рука с силой давит, становится невозможно дышать. Острая боль от укола пронзает шею чуть ниже головы, сознание затуманивается. Последнее, что остается в памяти Данилы — его переворачивают лицом вверх, легкие наполняются воздухом, в поле зрения появляется закутанная тряпьем физиономия в круглых мотоциклетных очках с пучками седых волос по краям.
Первое, что ощутил Данила после пробуждения, это свобода. Руки и ноги не связаны гадкой липучкой, рот не заклеен. А еще он укрыт куском ткани и она не воняет. Сквозь опущенные веки пробивается слабый свет, легкий ветерок обдувает лицо, мягко и уютно. «Я в больнице? — подумал Данила. — Какой? И с чего вдруг я окажусь в больнице, да еще … блин, я голый!» Он вспомнил все, произошедшее с ним. И колодец, и странный пар, окутавший его с головы до ног. Сетка, в которой оказался, незнакомые люди в таких же сетках, какой-то транспортер с механическими руками. И наркоман в очках, похожий на сумасшедшего ученого. «Так, я провалился в какой-то колодец, — начал вспоминать Данила. — Воняло, искры сыпались, я отключился и у меня начались глюки. Теперь я в больнице, грязную одежду сняли, я лежу на кровати. Надо открыть глаза, осмотреться и все станет ясно».
Осторожно приоткрывает один глаз, затем второй — над ним небо! Только какое-то странное. Не голубое, слегка припорошенное облаками или затянутое тучами. Это небо имеет рыжий оттенок, будто подсвеченное гигантскими кострами. Скосив глаза Данила видит краешек солнца, высунувшийся из-за края стены — какой еще стены!? — и «краешек» этот разбрасывает языки пламени! Может, это и не солнце вовсе, а пожар? Забыв об осторожности Данила рывком садится, выставив руку для опоры, но рука проваливается и он падает на холодный каменный пол. Кусок ткани, служивший покрывалом, сваливается на голову, Данила путается в складках, нелепо размахивая руками. Жесткий камень чувствительно морозит зад, что-то мелкое и острое впивается в кожу.