Пропасть Искупления

Рейнольдс Аластер

– Клавэйн. Перебежчик. Изменник.

Она снова улыбнулась, закашлялась, потом плюнула:

– Ты предал Материнское Гнездо.

Клавэйн тыльной стороной перчатки стер с лица обильную слюну.

– Я не предавал Материнское Гнездо, – возразил он с отеческим спокойствием, словно указывал юной ученице на ошибку. – Это сделала Скади.

Женщина снова рассмеялась и плюнула, да с такой силой, что Клавэйн, которому слюна попала в глаз, зашипел от боли.

Но старик снова подался к женщине и, прикрыв ей рот ладонью, сказал:

– Похоже,

нам тут есть над чем поработать. Надо заполнить пробелы в образовании, подкорректировать манеры. Ну да ничего, у меня много времени.

Женщина снова закашлялась. Титаново-сизые глаза светились весельем, хотя ей не хватало воздуха. Ведет себя как идиотка, внезапно понял Скорпион.

Тело в скафандре начало содрогаться в конвульсиях. Клавэйн продолжал поддерживать голову, другой рукой по-прежнему зажимая женщине рот.

– Вы не даете ей дышать, – сказала Хоури.

Клавэйн чуть ослабил нажим. Женщина все улыбалась, широко открытые глаза смотрели не мигая. Что-то потекло между пальцами старика – черная жижа, словно проявление дьявольской порчи. Клавэйн отпустил женщину, и ее голова ударилась об пол. Черная грязь, пульсируя, выдавливалась из ее рта и ноздрей, образуя ужасную бороду, которая начала поглощать лицо.

– Это живая машина! – воскликнул Клавэйн, отступая.

На его левой кисти чернели нити слизи. Старик хлопнул ею по льду, но слизь не желала отлепляться. Нити росли и сплетались; вот они уже скрыли первые фаланги пальцев. Слизь состояла из бесчисленных кубиков, крошечных копий тех, что находились тут повсюду. Кубики разрастались по мере того, как захватывали руку. Судорожными рывками черный нарост поднялся до запястья, кубики скользили один по другому.

Позади засветилось нутро корабля. Скорпион рискнул оглянуться, но успел лишь увидеть, как заряд минимальной силы окрасил в вишневый цвет ствол пушки Брейтенбаха. Жакоте тоже направил оружие на труп сочленителя, но уже было ясно, что в жертве ингибиторов не осталось ничего органического.

От выстрелов волки ничуть не пострадали, лишь часть кубиков была оторвана от основной массы и отброшена в стороны.

Это продолжалось всего мгновение, но Скорпион, повернувшись к Клавэйну, был потрясен выражением муки на лице отпрянувшего к стене старика.

– Как же больно, Скорп! Все-таки они добрались до меня.

Клавэйн закрыл глаза. Черная масса покрыла его руку до запястья. От пальцев остались пеньки, да и те укорачивались по мере того, как ингибиторы продвигались к локтю.

– Попробую их снять. – Скорпион пошарил на поясе в поисках чего-нибудь тонкого и прочного, но не слишком острого, чтобы не повредить руку Клавэйна.

Старик открыл глаза:

– Ничего не выйдет.

Он сунул другую руку в карман, куда спрятал нож. Секунду назад его лицо было серой маской нечеловеческого страдания, но теперь черты разгладились, словно мука прекратилась.

Это не так, подумал Скорпион. Клавэйн просто приглушил восприятие боли.

Клавэйн уже достал

нож. Держал его в руке, пытаясь включить, но не получалось. Либо нож невозможно было включить одной рукой, либо рука Клавэйна настолько онемела от холода, что он не справился с кнопкой. Какой бы ни была причина, нож выпал из его руки. Клавэйн потянулся было за ним, но передумал.

– Скорп, возьми нож.

Свинья подчинился. Рукоятка непривычно легла в копыто, точно украденная драгоценность. Он протянул нож Клавэйну.

– Нет, это сделаешь ты. Тут кнопка, нажми. Осторожно: нож дергается, когда включается пьезолезвие. Ронять его больше не следует. Лезвие разрежет гипералмаз, как луч лазера – дым.

– Я не смогу, Невил.

– Надо это сделать, иначе меня убьют.

Черная слизь пожирала руку сочленителя. Внутри этой массы уже нет места для кончиков пальцев, внезапно понял Скорпион. Волки сожрали первые фаланги.

Он нажал кнопку, нож вздрогнул, ожил в его руке, изготовился к работе. Высокочастотная дрожь отдалась в локте. Клинок превратился в полоску серебра, вибрирующую со скоростью крыла колибри.

– Режь руку, Скорп. Быстро и точно. На дюйм выше машины.

– Ты не выдержишь болевого шока.

– Не беспокойся, выдержу. Блокирую нервные импульсы. Имплантаты в сосудах справятся с кровотечением. Тебе не о чем беспокоиться. Режь быстрее, пока я не передумал или пока эта дрянь не пробралась мне в мозги.

Скорпион кивнул, содрогаясь от ужаса и понимая, что выбора нет.

Осторожно, чтобы самому не дотронуться до волков, Скорпион поднял облитую черной жидкостью руку Клавэйна за локоть. Нож гудел и дрожал. Свинья поднес жужжащее лезвие почти вплотную к рукаву Клавэйна.

Потом взглянул сочленителю в лицо:

– Ты уверен?

– Скорп, режь. Ты же мне друг. Режь скорее.

Когда лезвие проходило через ткань, плоть и кость, Скорпион не почувствовал никакого сопротивления.

Через секунду все было кончено. Отрезанная чуть выше запястья рука с глухим стуком упала на лед. Клавэйн осел у стены, словно лишившись последних сил. Как и обещал Скорпиону, он заблокировал восприятие боли – если только вырвавшийся из груди старика стон не выражал громадного облегчения.

Жакоте опустился на колени рядом с Клавэйном, снял с пояса аптечку. Клавэйн оказался прав: благодаря имплантатам крови из раны вытекло совсем немного. Сочленитель крепко прижимал к животу культю, пока Жакоте готовил повязку.

Внизу раздался шорох. Черные машины отпустили кисть, их не интересовала отрезанная плоть. Ингибиторы двигались торопливо, словно боялись потерять оживившее их человеческое тепло. Черная жижа потекла прочь от руки, замедлилась, обернулась неподвижными наростами, какие во множестве заполняли корабль. Рука так и осталась лежать, покрытая старческими пятнами и давними шрамами, почти целая, если не считать отсутствия первых фаланг.

Скорпион выключил нож и положил на пол:

– Прости, Невил.