Пропавшая невеста 2
Шрифт:
Окончательно рассвирепев, кхассер оторвал ее от себя и потащил к двери. Толкнул со всей дури и тут же раздался глухой удар, крик и звук падения.
…На полу, прижимая ладонь к подбитому глазу, лежала Берта.
— Ты что здесь делаешь?!
— Я просто…просто шла мимо.
Мерзавка подслушивала!
Кхассер был не в том состоянии, чтобы прощать, да и вид этой девки внезапно показался отталкивающе-неправильным, поэтому он, не раздумывая, приказал:
— Собирай свое барахло и проваливай из замка.
— Мой кхассер, —
— Я все сказал, — он отступил назад, и Берта неловко повалилась на пол, — чтобы к вечеру духу вашего в Вейсморе не было. Поняли?!
Дальше начался ад. Жестокий, нескончаемый, каждый день пробивающий своей необратимостью.
Все силы уходили на поиски. Сам кхассер и все его воины прочесывали реку, заходя все дальше и дальше вниз по течению. Иногда это было настолько сложно, что на крохотный скалистый участок, или на коварную топь времени и сил уходило больше чем на километры прямого пути.
Они искали везде. И на воде, и по лесу, и ближних деревнях. Опрашивали жителей, не попадалась ли им темноволосая девушка с синими, как небо глазами. Ответ всегда был один. Не попадалась.
Доминика словно сквозь землю провалилась, и с каждым днем Брейра все больше одолевало отчаяние. Как он мог упустить ее? Просмотреть то, что скрывалось за простыми нитками, не почувствовать. Почему все сложилось именно так, одно к одному, накладываясь жутким слоеным пирогом из непонимания и преград? С самого начала каждое обстоятельство, каждая деталь отталкивали их друг от друга, разводили по разным сторонам. Запрет от Хасса, морок, серые нити, магия второй высшей, отсутствие крыльев.
Последнее убивало особенно сильно. Когда думал, сколько бы смог преодолеть по воздуху, вместо того чтобы топать пешком или трястись на вирте, становилось так тошно, что даже зубы ломило.
А между тем, время безжалостно утекало, проскальзывало сквозь пальцы, оставляя после себя горечь и ощущение собственной никчемности. День отъезда был все ближе и ближе, подстегивая своей неотвратимостью. Брейр был готов искать хоть всю жизнь напролет, но Императору не откажешь, и не объяснишь, что голова забита не делами Андракиса, не проблемами выживания, а той, которую сам потерял.
Он уже практически не спал. Уходил на поиски, когда солнце едва проглядывало сквозь чернильное небо, и возвращался, глубокой ночью, ради того, чтобы упасть в кровать и урвать пару часов сна. Иногда и вовсе на возвращался, упорно продвигаясь вперед. Дремал на плаще под поредевшими кустами, или забирался на дерево, чтобы всякая лесная мелочь не беспокоила по пустякам.
Результата так и не было.
Ни следов Доминики, ни упоминаний о ней среди жителей. Нигде. Словно и не было ее никогда. И даже страшные мысли начали закрадываться в голову. Вдруг погибла? Пошла на крайние меры, лишь бы избавится от него. Тут же ругал себя, обзывая
Жива она и здорова. Просто не хотела ни видеть его, ни слышать. Не хотела, чтобы нашел, потому что дел он натворил предостаточно.
Ника просто желала о нем забыть.
Именно с такими удручающими мыслями Брейр возвращался в Вейсмор накануне отъезда. Весь грязный, измотанный, похудевший, как бродячий кот, он шел прямиком через лес, не обращая внимания ни на топи, ни на буреломы. Плевать ему было на все. Внутри такая опустошенность, что ничем не заполнить, а еще дикий страх, что пока его нет, пока отдает долг Андракису, Ника уйдет далеко-далеко, так что не найти, не вернуть.
Ноги сами вынесли его к сторожке, в которой Доминика впервые стала его.
Не смея зайти, он просто стоял перед ветхим, покореженным домом, окруженным серыми стволами пожелтевших деревьев, и смотрел. Вспоминал. Жадно вгрызался в эти воспоминания, давился ими.
Как все глупо получилось…
— Кхассер? — скрипучий голос вывел его из задумчивости.
По узкой тропе из чащи вышла старая травница. Тяжело опираясь на узловатый посох, она поправила на плече битком набитую сумму.
— Ты что здесь прячешься?
— Не прячусь, — устало ответил кхассер, — просто стою.
— Ну, стой-стой, — прокряхтела и дальше пошла.
Она уже скрылась за поворотом, когда Брейр пришел в себя, усилием воли отогнал наваждение и метнулся следом.
— Давай сюда, — не дожидаясь согласия, забрал у нее сумку и закинул себе на плечо.
— Да сама я могу…
— Иди уже, старая, и не ворчи.
Они молча перешли по мосткам на другой берег, миновали унылую рощу и незаметной тропой углубились в лес. Он готовился к зиме, сбрасывал листья, замедлял жизненные потоки, постепенно засыпая. И между темных стволов уже издалека можно было рассмотреть покосившуюся избушку.
— Как ты не колеешь зимой в этой лачуге? — хмуро поинтересовался кхассер, когда подошли ближе, — дунь, плюнь, и развалится.
— А я не дую и не плюю. Берегу, — проворчала она, вытаскивая у него из рук суму.
Старая травница очень ревниво относилась к своим сборам. Ей все казалось, что грубые мужские руки не так возьмут, сомнут, испортят. Вот то ли дело, ласковые тонкие пальчики целительницы…
— Не нашли?
Ей не нужно было уточнять, о чем речь. Кхассер и так все понял и удрученно кивнул.
— И не найдешь, — безжалостно припечатала старуха, — Она умненькая девочка и упорная. И так долго думала прежде, чем уйти.
— Думала?
— Кто бы на ее месте не думал? Когда мужчина, в котором души не чаешь, другую приводит, а тебя за порог? Тут любая бы взбунтовалась. Или полагал, что сидеть будет и ждать? — горько спросила Нарва. Скучала она по девочке из Шатарии. Не с кем было обсудить полевые травы, выпить чаю полынного, да и просто молча посидеть на крыльце. — Мучалась она…все надеялась на что-то.