Пропавшие без вести
Шрифт:
В обмен на грамоту Иван просил малость: зачитать духовную и принять присягу. В другое время Никодим бы отказал. Иван привечал латинян и держал подле себя язычницу. Хрисовул изменил его мнение. Князья приходят и уходят, патриаршество остается. Митрополит даже явил щедрость, рукоположив в епископы друга князя, архимандрита Софрония. Пусть! Не жалко!
Патриарха следовало избрать правильно, дабы никто позже не упрекнул владыку. Никодим развернул кипучую деятельность. В епархии полетели грамоты с приглашением на поместный собор. Клирикам, монахам и мирянам
Великий, как обещал, не вмешивался. Даже отказался присутствовать при церемонии.
– Подумают, своего проталкиваю, – объяснил митрополиту. – Без меня выберете.
Никодим сомневался, что князь говорит искренне, и подозревал козни. Подозрения оправдывались. Приезжавших выборщиков князь зазывал к себе. Угощал, одаривал. Никодим переживал, но быстро успокоился. Бывавшие у князя докладывали: Великий говорит исключительно о мирском. Единственное, что просит, избрать самого достойного.
За исход выборов грек не волновался. Большинство епископов были его людьми. Кого б ни прислали княжества, как ни рядились бы выборщики, решающее слово будет за владыками. Кто осмелится им перечить?
Собор открыли в Софии. Храм заполнили выборщики, прочий люд остался за дверью – к немалой его досаде. Заняв площадь перед собором, люди роптали. Не желая накалять страсти, митрополит повелел открыть двери храма: если не могут присутствовать, пусть слышат. Площадь притихла и успокоилась.
День стоял солнечный. Выпавший накануне снег преобразил Киев. Белое покрывало на крышах и улицах искрилось в ярких лучах. Природа будто украшала землю к празднику, и все видели в том добрый знак.
Собрание открыл Илларион. Смоленский епископ славился красноречием, потому и получил задание. Грек отнесся к нему ревностно. Сочинил речь, обговорил с митрополитом порядок действий. И теперь, взобравшись на амвон, исполнял задуманное.
Поведав, зачем собрались (будто и без него не знали!), Илларион продемонстрировал выборщикам хрисовул. После чего зачитал, на ходу переводя с греческого. Закончив, предложил желающим убедиться в подлинности пергамента. Таковых не нашлось. Илларион отдал хрисовул служителю и начал речь.
Никодим стоял в отдалении. По правилам на поместном соборе все равны. Избрать патриархом могут любого, даже мирянина. Такого не случалось, но кто знает этих русов? Незачем раздражать их раньше времени. Пусть видят: митрополит – один из них. Раб Божий, грешный и скромный.
– Каждый из нас спрашивает себя, – гремел тем временем Илларион, – в чьи руки отдадим сегодня церковь? Кому по силам возвысить ее? Кто поведет нас путями праведными? Кто оградит нас от поползновений язычников? Кто он, достойнейший из достойнейших? Многие ночи провел я без сна, размышляя об этом, – Илларион картинно потупился. – И пришел к выводу, братия.
Толпа одобрительно загомонила. Илларион расправил плечи.
– Покажись, владыка!
Никодим прошествовал на солею и, повернувшись, поклонился.
– Есть ли, – возгласил Илларион, – кто скажет худое о муже сем?
Ответом епископу было молчание.
– Тогда крикнем «Аксиос!» [57] и изберем патриарха!
– Аксиос! – раздалось нестройно от стоявших впереди епископов и затихло. Толпа возглас не поддержала. В соборе повисла тишина. Нехорошая.
57
«Достоин!» – по-гречески.
Начальников на Руси избирали просто: за кого громче крикнули, тот и победил. Зато сами выборы проходили бурно. Будь то посадник в Новгороде или старшина ремесленного конца, за каждую должность шла схватка. Когда не удавалось перекричать, вставали стенка на стенку. Случалось, брались за ножи. Зрелище получалось захватывающим и привлекало зевак. Собираясь в Киев, люди ожидали подобного. Разумели, что владыки не станут хватать друг дружку за бороды (хотя почему бы и нет? интересно было бы глянуть!), но настроились на долгое действо. А тут сразу крикнуть. Шалишь!
Никодим об этом знал. Поэтому просил владык не молчать. Пусть кто-то укорит митрополита, другой – похвалит. Несогласные станут спорить. Люди увидят: все по правде. Действо затянется, выборщики устанут и сами станут кричать: «Довольно! Никодима – в патриархи!»
Илларион подвел митрополита. Увлекшись собственным красноречием, решил, что дело сделано. Теперь он растерянно топтался на амвоне, не зная, как быть дальше. Не знал этого и Никодим. Он стоял, ежась под взглядами, и лихорадочно искал выход.
– Можно мне, братья?! – послышалось из толпы, и вперед протолкался мужичонка. Из-под краев кожушка его выглядывала ряса. Митрополит узнал Иоанна и весь сжался.
– Владыка Никодим, – заговорил инок, – муж добрый и почтенный. Но хочу спросить вас, братья: какое дело мы тут творим? Мирское или божье?
– Божье! – крикнули из толпы.
– Почему Господа не спрашиваем?
– Правильно! – загудели в соборе.
– Как спрашивать? – удивился Илларион.
– Бросить жребий!
Толпа одобрительно загомонила. Жребий сулил зрелище.
– Как митрополиту его тянуть? – усмехнулся Илларион. Он еще не оправился от поражения и держался язвительно. – Самому с собой?
– Найдем еще кого! – успокоил инок и, пробежав глазами по стоявшим напротив епископам, ткнул пальцем в Софрония. – Подойди, владыка!
Софроний помялся и взобрался на амвон, став по левую руку от митрополита.
– Ведаете его?