Пропавшие среди живых. Выстрел в Орельей Гриве. Крутой поворот. Среда обитания. Анонимный заказчик. Круги
Шрифт:
— Истина гуляет где–то, — почти крикнул Игорь Васильевич. «Ну чего я горячусь? Белянчикова все равно не переубедишь. Сомнения не в его характере», — подумал он и добавил устало: — Сухой ты человек, Юра!
— Ну–ну, — обиженно протянул Белянчиков и встал. — Я, пожалуй, пойду. Нам с Семеном Бугаевым надо на Острова ехать. Там третье ограбление подряд. Что–то райотдел медленно раскачивается.
Он подошел к двери, но не открыл ее, а обернулся к Корнилову.
— Знаешь, Игорь, даже если ты узнаешь что–то новое, какую–то новую истину установишь, она бесплодной будет. Ты ее практически никак
«А не напрасно я маюсь? — оставшись один, с горечью подумал Корнилов. — Вечно пытаюсь все точки расставить. «Не в каждом колодце воду найдешь…» Эх, Белянчиков, и поговорки–то по своему размеру подбираешь! Теоретик. «Бесплодная истина». Что за чушь! Не может быть истина бесплодной».
Корнилов закурил. Неприятный осадок от разговора с Юрием Евгеньевичем мешал сосредоточиться. «Ладно, потом обдумаю слова Белянчикова. Сейчас не время собственными комплексами заниматься. Даже если не выясню ничего нового, найду подтверждение тому, что известно. А этого разве мало? Ошибка следствия очевидна — они отнеслись к этому делу как к рядовому убийству. А произошла трагедия, из ряда вон выходящая!»
Он подошел к столу, снял телефонную трубку: хотел позвонить матери, сказать, что едет. Но передумал. Машинально крутанул ручку сейфа: закрыт ли. Оделся. Погода выдалась промозглая. Прошлой ночью подул южный ветер, распустил снег, и люди шагали по жидкой снежной кашице, шарахаясь от автомашин, из–под которых веером разлетался, снег с водой. Над городом висел туман, и свет от фонарей был тусклым и безжизненным. Корнилов вышел на Кутузовскую набережную и зашагал к Кировскому мосту. Этот путь был чуть длиннее, но он специально выбрал его: хотел до прихода домой успокоиться, привести в порядок мысли. У него сразу же промокли хваленые финские ботинки, и он пошел не разбирая дороги.
Стоял конец января, а Корнилову вдруг почудился в воздухе легкий запах корюшки, маленькой невской рыбешки, которую так любят ленинградцы и которой в конце апреля пахнет на улицах, когда ее продают на каждом углу. Ее запах нельзя спутать с запахом другой рыбы. Ленинградская весна всегда пахнет корюшкой.
«Ну откуда корюшка, просто от воды пахнуло свежестью, — подумал Корнилов. — Но все равно весной пахнет. Весной». Он стал думать о весне, о том, как поедет отдыхать в Крым. Он решил ехать в отпуск в апреле. И обязательно в Крым, когда все там цветет. Думать об этом было приятно, и Корнилов пришел домой повеселевший.
Но утром он проснулся очень рано — еще шести не было. И проснулся с мыслью об этой проклятой бесплодной истине. Он долго лежал и думал о Белянчикове. Сначала думал о нем с некоторой даже завистью. Позавидовал его умению быстро переключаться на новые дела, не выматывать себе душу сожалениями о чем–то ускользнувшем, не выясненном до конца. Потом вдруг вспомнил, что Белянчиков никогда не брался за дела о самоубийствах. Говорил неприязненно: пустая трата времени. Живыми надо заниматься. Корнилов вспомнил об этом и осудил Белянчикова. Выяснить, что привело человека к трагедии, — ведь это так важно! Для будущего важно. А значит, и для живых. И не
Корнилов знал, что Белянчиков, его старый сослуживец и друг, — честный и умный человек. И добросовестный. Он никогда не позволял себе верхоглядства. И умел быстро отключаться от прошедших дел и отдавать все свои силы новым. А Корнилов не умел. Прошлое всегда цепко сидело в нем.
…Придя на работу, он провел ежедневную оперативку, — начальник уголовного розыска был в командировке, а в его отсутствие оперативки всегда вел Корнилов. Сводка была неспокойной: несколько краж в новостройках, изнасилование в Парголове.
— Семен, через полчаса зайди ко мне. Расскажешь, что вы там собираетесь делать в Невском районе, — сказал Корнилов Бугаеву, заканчивая оперативку.
— Я бы хотел доложить тебе по вчерашнему ограблению, — попросил Белянчиков. — Есть кое–что новое… Преступников взяли.
— Я к тебе загляну сам… Попозже. — Корнилов нетерпеливо постучал по столу пальцами.
Когда все разошлись, он снял трубку прямого телефона к начальнику управления. Тот не отвечал. «Вроде бы с утра был на месте», — подумал Корнилов. Положил трубку, поднялся и нервно заходил по кабинету. В это время загудел зуммер телефона.
— Вы звонили, товарищ Корнилов? — спросил Владимир Степанович. — Я по смольнинскому телефону разговаривал.
— Да, товарищ генерал. Разрешите зайти? По одному делу…
— Заходите.
Когда Корнилов открыл дверь в кабинет, генерал опять разговаривал по телефону. Игорь Васильевич хотел было подождать, но генерал увидел его, махнул рукой, показав на кресло.
— Ну что, товарищ Корнилов? — спросил Владимир Степанович, закончив разговор и положив трубку. — Как поживают сыщики? Уж не хотите ли вы сказать о том, что задержаны вчерашние грабители?
— Задержаны. Мне только что доложил капитан Белянчиков, сегодня их взяли.
— Этот ваш Белянчиков опытный работник. Быстро умеет закрутить розыск, — уважительно сказал генерал.
— Да, способный сыщик. Очень организованный человек.
Генерал согласно покивал головой, сказал уже буднично:
— Так что ж, какие дела?
— Товарищ генерал, — Корнилов на мгновение замялся, подумав: «А не зря ли все–таки я затеваюсь?» — Владимир Степанович, дело об убийстве на станции Мшинской прокуратура собирается закрывать из–за смерти убийцы… Я вам докладывал, помните, отец и сын?
Генерал кивнул. Он слушал внимательно, давно уже привыкнув к тому, что подполковник, один из лучших специалистов уголовного розыска, по пустякам не тревожит.
— Но есть в этом деле несколько белых пятен, — продолжал Корнилов. — Ну, как бы сказать поточнее? — Он помедлил секунду. — Дополнительный розыск может и не оказать никакого влияния на конечный результат уже проведенного расследования. Все останется по–прежнему… Я очень путано говорю? — Корнилов виновато улыбнулся.
Генерал улыбнулся тоже: