Пропавшие
Шрифт:
Секунду я помолчала, прокручивая в голове то, о чем мне требовалось заявить.
— Вы сказали, что мои вещи были в том доме. Это правильно. Но, как я говорила старшему инспектору Викерсу, на этой неделе я стала жертвой нападения. Теперь я уверена: на меня напал Дэнни Кин.
Я встала и повернулась к полицейским спиной, затем стянула с плеча футболку. За прошедшие дни синяк на плече сменил цвет с черного на желто-зеленый, но никуда не делся. Я повернулась к полицейским лицом и задрала штанину джинсов, чтобы показать
— У меня украли сумку. Вот почему я была не за рулем… ключи остались в сумке. — Я села. — Если бы у меня был доступ в тот дом, я бы, конечно, вернула ключи от машины. Сержант Блейк видел меня в день поминальной службы по Дженни. Он может подтвердить: я туда пришла пешком, несмотря на дождливый вечер, а потом меня отвезли домой. Я не знаю, как Дженни привлекла внимание Дэнни в качестве потенциальной жертвы, но мне известно, что она и Пол Кин вместе учились в начальной школе. Не понимаю, зачем напали на Джеффа. Почему ограбили меня. Думаю, на эти вопросы может ответить только Дэнни. Я даю вам слово, что не общалась с ним с тех пор, как была подростком.
Грейндж шевельнулся.
— Боюсь, это просто неправдоподобно. Вы жили в нескольких ярдах от него.
— Это правда. Мы поссорились. — Я очень ясно помнила, при каких обстоятельствах, и молила Бога, чтобы полицейские не потребовали объяснить, что тогда случилось. — На этой неделе я пошла в тот дом, чтобы поговорить с ним о моем брате, — вот так я и познакомилась с Полом. Если быть честной, я просто забыла о существовании этого мальчика. Я много лет его не видела.
— Зачем вам понадобилось сейчас расспрашивать Кина о брате?
Я беспокойно шевельнулась на стуле, пытаясь сообразить, как это объяснить.
— Случившееся с Дженни… оно просто вернуло меня назад. Я пыталась представить, что испытывают Шеферды, а затем подумала о своих родителях… в частности отце. До Чарли больше никому нет дела… никому, кроме мамы, и это ее сломало. Я потратила много лет, пытаясь сделать вид, будто Чарли никогда не существовал. Я старалась забыть случившееся с моей семьей, но не могла игнорировать это до бесконечности. Мне показалось, будто я могу что-то найти. Я подумала: может, никто не задал нужных вопросов или не поговорил с нужными людьми. Я подумала… я подумала, что смогу исправить положение вещей.
Озвученное, это выглядело глупо, и я сидела, глядя на свои руки и не желая видеть лица полицейских.
Раздался приглушенный стук, и Купер остановил запись, когда Грейндж пошел к двери. Он вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Я сидела молча, не предпринимая никаких попыток завязать разговор с Купером в ожидании возвращения Грейнджа. Я сделала все, что могла. Я сказала все, что должна была сказать. Оставалось только ждать, и я ждала.
1997
Через пять лет после исчезновения
Телефон звонит. Я лежу на диване, подрезая секущиеся кончики волос маникюрными ножницами, и не делаю ни малейшей попытки ответить, хотя телефон всего в нескольких шагах от меня.
Мама выходит из кухни, и я слышу, с каким раздражением она снимает трубку, голос ее звучит резко.
Ее реплики отрывисты, на грани грубости. Через минуту она заглядывает из коридора.
— Сара, это звонит твой отец. Подойди и поговори с ним, пожалуйста.
Я поднимаюсь не сразу. Я сосредоточена на последнем локоне, аккуратно направляя ножницы под нужным углом, чтобы срезать единственный волосок с тремя раздельными кончиками, которые спиралями отходят от основного, как шпоры.
— Это отвратительно, — говорит мама. — Немедленно прекрати. Твой отец тебя ждет.
Я встаю с дивана и, подойдя к ней, забираю телефон, не говоря ни слова, даже не взглянув на нее.
— Здравствуй.
— Привет, обезьянка. Как дела?
— Хорошо.
Голос у папы бодрый… слишком бодрый.
— Как школа?
— Нормально.
— Много занимаешься?
Вместо ответа я вздыхаю в трубку. Жаль, он не видит выражения моего лица. Без слов по телефону трудно сообщить, что мне до лампочки, но сказать это я пока не осмеливаюсь.
— Послушай, Сара, я знаю, это трудно, но ты уж постарайся, милая. Школа — это важно.
— Согласна, — говорю я медленно, нарочито пиная плинтус.
На ногах у меня тяжелые ботинки, купить которые я убедила папу, — черные катерпиллеровские ботинки на толстой подошве и с металлическими набойками на носах. Я даже не чувствую удара, когда мой носок соприкасается со стеной.
— Прекрати, — говорит позади меня мама.
Она стоит в дверях кухни, подслушивая. Я еще больше отворачиваюсь от нее, ухом прижимая трубку к плечу, сутулюсь.
— Папа, когда я смогу поехать к тебе в гости?
— Скоро. Квартира почти готова. Между прочим, я только что покрасил вторую спальню. Как только я ее обставлю, ты сможешь приехать и пожить.
— Как долго, — бормочу я в трубку.
— Я знаю. Но я стараюсь, Сара. Наберись терпения.
— Я терпела, — говорю я. — Я устала быть терпеливой. — Я наношу новый сильный удар по плинтусу, и от него отлетают хлопья краски. — Папа, мне надо идти.
— О. Хорошо. — Он удивлен и немного разочарован. — У тебя какие-то планы?
— Нет. Мне просто больше нечего тебе сказать.
Приятно нагрубить ему. Кажется, он этого заслуживает.
Следует короткая пауза.
— Что ж, ладно.
— Пока, — говорю я и быстро кладу трубку, чтобы не услышать его ответ.