Пропавшие
Шрифт:
— Нам все это стало известно только после смерти Грэйди.
— Я читала об этом, — сказала Дарби. — И читала об уголовном прошлом Грэйди. За ним числятся две попытки изнасилования.
— Верно.
— В деле было написано, что в круг подозреваемых входило около дюжины людей. Почему Риггерс все-таки остановился на Грэйди?
— Поступил звонок на «горячую линию», звонивший дал наводку на Грэйди. Звонил постоянный клиент автомастерской, в которой работал Грэйди, с сообщением, что видел нитку
— Но почему он позвонил не в полицию, а по телефону «горячей линии»?
— Потому что на одной из пропавших женщин, Таре Харди, в день исчезновения был розовый свитер с надетой поверх ниткой жемчуга, — пояснил Эван. — Ее фотография неделями не сходила с газетных страниц. Ее постоянно показывали по телевизору. Звонивший думал, что жемчуг в машине мог принадлежать ей. Звонившие обрывали телефоны «горячей линии». Каждому хотелось получить вознаграждение.
— И что же случилось потом?
— Риггерс решил поиграть в героя и отправился в дом Грэйди. Он обнаружил там одежду нескольких пропавших женщин и ушел, чтобы позже вернуться с ордером на обыск. Но тут возникла небольшая загвоздка: один из соседей Грэйди видел, как Риггерс проник в дом.
— Сделав тем самым найденные улики недействительными.
— Если бы он с самого начала играл по правилам, мы бы успели взять Грэйди до того, как он наложил на себя руки.
— Вам его самоубийство не показалось странным?
— Только поначалу. Позже мы выяснили, что у него наследственное психическое заболевание. Его мать страдала раздвоением личности. Его дед, если не ошибаюсь, тоже совершил самоубийство.
— В деле есть соответствующие записи.
— Я думаю, что визит Риггерса изрядно потрепал нервы Грэйди. В день, когда было совершено самоубийство, мы пришли в автомастерскую, где он работал, с ордером на обыск. Я думаю, он почувствовал, что кольцо сжимается все плотнее, и решил таким образом избежать расплаты.
— Из материалов дела я поняла, что Риггерсу очень не понравился пожар, — сказала Дарби. — Он считал, что кто-то убил Грэйди, а потом поджег дом, чтобы замести следы.
— Пожар и у меня вызвал кое-какие подозрения. Но больше всего мне не понравилось оружие, из которого Грэйди застрелился, — «двадцать второй».
— Не поняла.
— Обычно копы расценивают «двадцать второй» как смертельную «игрушку». Ты когда-нибудь слышала звук выстрела из него? Еле слышный хлопок — и все. Даже если кто-то пробрался в дом Грэйди и застрелил его, соседи за включенными телевизорами и радиоприемниками ничего бы не услышали. Ходили слухи, что Грэйди сначала оглушили. Думаю, тебе это известно.
— Нет.
— Я был возле дома Грэйди в ночь, когда начался пожар, — сказал Эван. — Я наблюдал за домом. Если бы
Дарби довелось однажды видеть дом Грэйди. Спустя месяц после возвращения домой она в одиночку наведалась туда. Она надеялась, что черный от копоти «скелет» дома поможет ей избавиться от ночных кошмаров. Но не тут-то было.
— Пожалуйста, ответьте мне на один вопрос, — попросила Дарби.
— Ты хочешь знать, был ли голос Мелани Круз на какой-то из этих кассет?
— Записи были направлены в лабораторию ФБР на экспертизу. Никто не потрудился переслать копии в полицию Бостона.
— Пламя значительно повредило, а то и вовсе уничтожило большую часть кассет. Потребовались месяцы, чтобы их восстановить. Мы попросили семьи потерпевших предоставить записи-образцы с голосами жертв, чтобы было с чем сравнивать. Из-за качества кассет наш эксперт не берется утверждать точно, но с большой долей уверенности предполагает, что голос на кассете вполне мог принадлежать Мелани Круз. Родители его мнение не разделяют.
— Они слушали запись?
— Да, они настояли на этом. Я дал им прослушать отрывок, где Мелани… звала на помощь. Мать «вырубила» магнитофон и заявила, что это не ее дочь. Она твердила, что ее дочь жива и мы обязаны ее отыскать.
У Дарби перед глазами снова всплыла картина, как миссис Круз, повернувшись спиной к ветру, прижимает к груди плакаты с фотографией Мел, стараясь уберечь их от непогоды.
— Мел что-нибудь говорила на кассете?
— Насколько я помню, ничего, — сказал Эван. — В основном она кричала.
— От боли?
— Скорее от страха.
Дарби чувствовала, что он чего-то не договаривает.
— Что она кричала?
Эван замялся.
— Скажите! — стояла на своем Дарби.
— Она беспрестанно повторяла: «Уберите нож, не режьте меня больше, пожалуйста».
В голове Дарби, словно снятые замедленной съемкой, поползли кадры: испуганное лицо Мел с черными разводами туши на щеках; Стэйси Стивенс, сжимающая горло, из которого фонтаном бьет кровь; крик Мел, который после каждого нового пореза становился все надсаднее.
Скрестив руки на груди, Дарби уставилась в окно, на мчащийся внизу поток машин, и мысленно вернулась в холодный зимний вечер в серологической лаборатории. На столе перед ней коробка с уликами по делу Виктора Грэйди. Она держит в руках тряпку, которой похититель зажал рот Мелани, и представляет, что на ее месте тогда могла быть она, Дарби. Если бы откликнулась на призыв подруги и спустилась вниз.
— Если ты решишь и дальше разбираться с делом Грэйди для своей диссертации, сообщи мне, — отвлек ее от мрачных мыслей Эван. — Я сделаю копии всех материалов, что у нас есть, включая аудиокассеты.