Пропавший без вести
Шрифт:
Я решаю промолчать. Мы оба жутко устали и не в силах сдержать гнев.
По совету полицейских мы копаемся в вещах в гараже – вдруг что-то пропало. С жильцами, которые снимают наш дом, мы тоже поговорили, но они не видели Джейкоба, хотя он мог проскользнуть в гараж незамеченным – запасной ключ висит под кормушкой в палисаднике. В последние годы я убираю на лето в гараж все личные и ценные вещи, вроде подаренной мамой скатерти и постельного белья из деликатной ткани, которое я даже не отжимаю в сушилке. Да, это отнимает много сил и времени,
Я перешагиваю через коробку, из которой вывалились бумаги. Собираю их с бетонного пола и кладу обратно. Рядом лежит стопка почты – по договоренности жильцы забирают ее и относят в гараж. За последнюю неделю пришли пара счетов и две поздравительные открытки для Джейкоба. На одной марка Соединенных Штатов, это от брата Ника. К открытке он приложил сертификат на скачивание музыки на щедрую сумму с припиской: «Потрать на какой-нибудь классный хип-хоп. С любовью от семьи Теда». Я представляю, как брат Ника, успешный доктор, на всю врубает хип-хоп в своем семейном седане, и мне становится смешно.
Передав открытку Нику, я открываю второй конверт, из которого выпадает чек. Узнаю почерк матери: «Моему дорогому Джейкобу на семнадцатилетие. Добавь это к своим сбережениям, а когда понадобится, потрать на что-то нужное». Я поднимаю чек и с изумлением смотрю на сумму.
– Пятьсот фунтов! – показываю я Нику. – Моя мать подарила Джейкобу пятьсот фунтов!
– Многовато, да?
«Вполне в ее стиле», – думаю я и достаю из кармана телефон.
– Ты чего? – спрашивает Ник.
– Звоню ей.
– Стой, Сара…
Она берет трубку на третьем гудке.
– Сара, какие новости?
– Ты что, подарила Джейкобу пятьсот фунтов?
– Да, на день рождения. Там открытка. Я…
– Тебе не кажется, что это слишком?
– Ну, я просто… я подумала, будет здорово добавить немного к его сбережениям. Пригодится на учебу или что-нибудь такое.
– У Джейкоба нет никаких сбережений. Ему всего семнадцать. – В ответ тишина. Все понятно. – Значит, это не первый раз?
– Я отправила ему такую же сумму на Рождество.
– Мама! – сердито кричу я. – Могла бы сказать мне!
– Я думала, Джейкоб сам тебе скажет.
Напомнив, что общение с сыном не складывается, мать серьезно меня задела.
– Деньгами его любовь не купишь.
– Сара!.. – Ник вырывает у меня телефон и спокойным голосом говорит: – Барбара, это Ник. Понимаете, мы с Сарой сейчас волнуемся и к тому же ужасно устали…
Ник замолчал – видимо, моя мать его перебила.
– Да. Да, вы правы. Знаю. Конечно, конечно, обязательно. Понимаю. Да, обязательно, – добродушно обещает что-то он. Порой складывается впечатление, что мать любит всех членов моей семьи, кроме меня самой.
Повесив трубку, Ник обращается ко мне:
– Теперь мы хотя бы знаем, откуда у него деньги.
– Да, от моей мамаши!
– Она хотела как лучше.
Я
Первая украденная мной вещь.
Помню, как сжала ее в ладони, словно пойманную птичку. Мы с сестрой обожали фильм «Черный красавец» и в особенности ту сцену, где дикий мускулистый конь скачет по пляжу, а в итоге его укрощает совсем юный мальчик. Мы представляли себя на месте этого мальчика и с переменным успехом практиковались в укрощении птиц и белок в саду. Не знаю, кто подарил Мэгги чугунную лошадку, но сестра с ней не расставалась: носила с собой на уроки в кармане школьной формы, ночью ставила у кровати. Поразительно – эта фигурка была с нами все детские годы, а когда Мэгги перестала с ней играть, лошадь заняла почетное место на подоконнике. Мне не разрешалось не то что играть или трогать ее – даже подходить близко. Такие правила устанавливали старшие сестры, и младшие были вынуждены им следовать.
После смерти Мэгги ее комната стала музейным залом: кровать прибрана, одежда аккуратно висит в шкафу, игрушки разложены по местам. Мама часами сидела в комнате сестры и плакала. Прижимаясь губами к закрытой лакированной двери, я шептала: «Мама, я здесь! Я-то жива!»
Однажды, пока мама была внизу, я зашла в спальню Мэгги и взяла с подоконника чугунную лошадку. Уже в своей кровати я накрылась одеялом и стала играть с ней. Мама не обращала внимания на то, что я уходила в школу непричесанной и без бутербродов, зато пропажу фигурки заметила сразу же. Она в лоб спросила, не я ли взяла лошадку, и я ответила: «Нет, мамуля, я ничего не брала». Лживые слова поначалу комом встали в горле, и все же соврать оказалось проще, чем я думала. Просто надо смотреть прямо в глаза и не отводить взгляд.
Потом я крала часто: то ластик у соседки по парте, то пластиковое ожерелье из школьной костюмерной, но вещи сестры я больше не трогала. Годам к восемнадцати эта одержимость понемногу сошла на нет, и какое-то время я вообще ничего не воровала. А потом как-то раз я пошла в гости к Стелле, маме Ника. Она всю жизнь проработала терапевтом и, даже выйдя на пенсию, не сидела на месте – занималась волонтерством, ходила в походы и на всякие курсы для взрослых. Стелла и Дэвид, отец Ника, жили в таунхаусе, где все напоминало о некогда большой семье: комнаты сыновей прибраны в ожидании их визита, на стенах полно фотографий, у подножия огромного продавленного дивана куча книг. Стелла любила повторять, что хозяйка из нее никакая, как будто сама мысль об уборке была ей неприятна. В раковине часто лежали горы посуды, а на столах – кипы старых газет и писем, но в их доме чувствовалась жизнь, и это было здорово. Зато я на чистоте буквально помешалась.
Конец ознакомительного фрагмента.