Пропавший легион. Император для легиона
Шрифт:
В последнее время Марк видел его нечасто. Он почти забыл о драке, но когда узнал, что гипастеос хочет, чтобы трибун оплатил все убытки, наотрез отказался. Раздраженный Марк указал Ворцезу на то, что взваливать на него все расходы – явная несправедливость, так как лишь один из его солдат участвовал в безобразии, в то время как остальные собутыльники Виридовикса находятся под командованием самого гипастеоса. Ворцез решил вообще замять дело, но Марк знал, что губернатор затаил в душе злобу.
– Возможно, тебе стоило поискать компромисс, – сказал Горгидас. – Насколько
– Это меня не удивляет. Но Ворцез вытянет из тебя всю кровь по капле, если ты хоть раз ему уступишь. Интересно, – тут Марк усмехнулся, – как он будет выглядеть, если превратить его в ящерицу?
Как и вся Империя, Имброс праздновал наступление весны. Этому событию были посвящены специальные молитвы, и жрецы читали их с высоких голубых храмовых куполов. На всех перекрестках весело пылали костры, и горожане прыгали через них, чтобы удача и веселье не покидали людей в наступившем году. На замерзшем озере люди катались по льду, падая и хохоча. Похоже, что падения доставляли им столько же радости, сколько игроку – удачный бросок мяча в ворота.
В центральном театре Имброса выступала труппа мимов. Марку стало казаться, что он не так уж далек от Рима. Эти представления были очень похожи на те, что разыгрывали мимы в его родной Италии. Отсутствие диалогов делало пантомиму более доступной для римлян.
Вверх и вниз по лестницам и проходам между скамьями театра сновали разносчики, предлагая свой товар: амулеты и талисманы, жареных птиц, чаши горячего вина со специями, снежные шарики, политые сиропом, и множество других вещей.
Пантомимы были увлекательными и злободневными. Одну из них Марк особенно запомнил. Человек, одетый в золотую расшитую накидку (пародия на Императора Маврикиоса, догадался трибун), был пастухом. Он пытался спасти свое стадо от вора-кочевника, в то время как сын пастуха, трусливый толстый человечек, цеплялся за его руку и мешал каждому его движению…
Смысл второй пантомимы был еще прозрачнее. В ней изображалось разрушение Имброса. Высокий, худой и очень смешной человек в рыжем парике и с фальшивыми усами разваливал одно за другим здания города. Виридовикс, который тоже находился в это время в театре, яростно взревел:
– Это совсем не так было, совсем не так! – Но и он смеялся так же сильно, как и все вокруг.
В толпе торговали не только разносчики вина и еды. Хотя слишком легкая одежда могла стать причиной простуды, веселых девиц было нетрудно заметить среди посетителей. Походка, яркая косметика, манера держаться – все это привлекало взоры клиентов.
Марк обратил внимание на красивую девушку, черноволосую, в куртке из овечьей шерсти и узкой зеленой юбке. Она улыбнулась ему в ответ и стала пробираться сквозь толпу, протискиваясь между двумя толстыми булочниками. Но всего лишь в нескольких шагах от Скавра девушка вдруг резко повернулась и пошла прочь. Недоумевая, он хотел пойти за ней следом, как кто-то неожиданно и мягко взял его под руку.
Это был тот самый жрец с острыми чертами лица, который благословил и исцелил римлян, когда они только что прибыли
– Приятная неожиданность, – сказал он.
Скавр подумал о том, что существуют и более приятные неожиданности, равно как и способы проводить время, но говорить об этом не решился. Жрец этот был крупной фигурой в городе.
Тот продолжал:
– Мне кажется, я еще не видел тебя и твоих людей у наших святынь. Ты прибыл издалека и, должно быть, не знаком с нашей верой. Теперь же, когда ты знаешь наш язык и наши обычаи, мы могли бы обсудить эту тему.
– Разумеется, – не вполне искренне согласился Марк.
Пробираясь вслед за жрецом через заснеженные, обледеневшие улицы Имброса к главному храму, он ломал голову над двумя вопросами. Во-первых, трибун не имел ни малейшего желания вступать в теологические споры. Как и многие римляне, он, конечно, молился богам, но не собирался терять дорогое время на глубокое изучение религии. Видессиане были куда более набожны и значительно более нетерпимы. Но гораздо важнее было то, что Марк не знал имени жреца. Он избегал называть себя всякий раз, когда Марк пытался это выяснить, и трибун тщетно рылся в своей памяти.
Они подошли к двери храма Фоса. Сладковатый дымок благовоний и пение хора встретили их у входа. Скавр был настолько погружен в свои думы, что едва заметил, как служка низко поклонился его пожилому спутнику. Затем молодой жрец тихо промолвил:
– Фос да пребудет с тобой, старейший Апсимар, и с тобой, мой друг-чужеземец.
Тепло и уважение, которое Марк вложил в свое рукопожатие, заставили маленького бритоголового человека моргнуть в замешательстве.
В центре молитвенного зала, под круглым куполом, который поддерживала колоннада, стоял ярко освещенный алтарь Фоса. У алтаря полукругом выстроились жрецы, погруженные в молитву. Апсимар остановился в темном углу колоннады. Затем он сделал Марку знак, призывая его следовать за ним.
Пройдя длинным полукруглым коридором, жрец остановился возле двери из необычного темного дерева, искусно украшенной резьбой. Апсимар вытащил длинный ключ толщиной в палец и, открыв дверь, отошел в сторону, освобождая римлянину дорогу.
В маленькой келье царила кромешная тьма. Апсимар зажег свечу. Теперь Марк увидел стопки книг. Не свитки пергамента, к которым он был привычен, а видессианские книги. Маленькие квадратные страницы их были скреплены и покрыты обложкой из дерева, металла или кожи. Он удивился тому, что Апсимар мог чихать при слабом свете свечи и не ослепнуть после этого (жрец до сих пор сохранил прекрасное зрение).
Стены комнаты были покрыты изображениями солнечного божества. Главной темой фресок была борьба: воин в сверкающих золотых доспехах поражал мечом черного всадника на черном коне. Тот же золотой рыцарь пронзал копьем черную пантеру. На некоторых фресках яркий золотой диск солнца пронизывал лучами густой темный туман.
Апсимар сел в твердое неудобное кресло с прямой спинкой, рядом со своим заваленным книгами столом, и предложил Скавру место напротив. Жрец наклонился к Марку.
– Расскажи мне немного о твоей вере.