Прореха в пространстве реальности
Шрифт:
– Говорила, но совсем в неизвестности уже невозможно. И давайте как-нибудь будем на одной стороне. Итак, не понятно, что происходит. Я немного отодвину штору и посмотрю.
Соседка махнула рукой в сторону окна, как будто приглашала меня пройти за столик и отвернулась.
И чего она так себя ведет, столько напыщенности. И на меня свысока смотрит. Что за попутчица мне досталась.
Ладно, какая есть уже.
Я глубоко вдохнула и немного отодвинула шторку. На улице было все так же темно, но снег не давал опуститься
Выглянув, я тут же отпрянула. Вернула на место шторку.
Выдохнула и посмотрела на соседку.
– Там какой-то мужик с автоматом, – шепотом произнесла я. – Он стоял спиной, только собирался поворачиваться. Вряд ли видел меня.
– Что? Вы меня разыгрываете? – у нее сделалось надменное лицо.
И я подумала, а не профессор ли она часом? Очень уж она себя вела похоже.
– Блин, да какая разница, – произнесла я вслух.
Женщина посмотрела на меня тем самым взглядом, которым профессора старой закалки, смотрят на нерадивых студентов.
Я мотнула головой и произнесла:
– Вы действительно думаете, что я буду шутить так? Мы стоим неизвестно где. Это не станция. Лес подходит вплотную к дороге. В вагоне стоит тишина, проводница с безумными глазами, беготня до всего этого и еще мужик с автоматом.
Дочка заворочалась под одеялами. если она сейчас проснется, все мы пропали.
“Профессор” подумала о том же. Я впервые увидела страх в ее глазах. Ну надо же, ничто человеческое ей не чуждо. И тут же одернула себя. Сколько можно уже. Все люди ведут себя по-разному в стрессовых ситуациях.
– Если вдруг Маринка проснется и заплачет, лезьте на третью полку. Вон ту багажную. Я положу одеяла, и они вряд ли полезут Вас искать, – произнесла я.
– Хорошо. Но я надеюсь с Вами ничего не случится.
– Я тоже на это надеюсь, – хмыкнула я.
Нервы. Хорошо хоть не рассмеялась. А то со мной и такое могло быть.
Чтобы не допустить неприемлемых реакций, я встала и взяла рюкзак, в котором лежали разные дочкины принадлежности. Покопавшись в нем, я достала фруктовую пюрешку, как только проснется сразу же засуну ей в рот. А там уже и плакать ей нечего будет.
Вообще удивительно как долго она спит.
Закрывая рюкзак, я почувствовала, как кожа покрывается мурашками. Организм отреагировал раньше, чем я могла осознать. Еле уловимый шум. Может показалось?
Показалось ли или кто-то действительно поднимается в вагон. Дочка перевернулась на другой бок и затихла. Я выдохнула и выпрямилась.
Тук-тук-тук… негромкое постукивание.
Не показалось. Кто-то действительно забирается в вагон. Звук открываемой двери.
– Наверное, тот все-так заметил вас в окне, – прошептала соседка.
– Не мог он увидеть. Молчите, – я махнула на нее рукой.
Шаги медленно приближались.
Я легла к дочке и обняла ее, чтобы ей было комфортнее. Шаги были отчетливо слышны. Все ближе к нашему купе. Еще
Соседка застыла. Только губы еле уловимо шевелились. Наверное молиться.
Я тоже закрыла глаза. Через мгновение шаги возобновились. Он простоял возле купе не больше минуты, но мне они показались вечностью.
Маринка пока еще не проснулась. Я убрала руки от дочки и взяла телефон. Хм. Надо реже его трогать, а то сядет.
Соседка села и тоже достала свой телефон.
– У Вас много зарядки еще? – спросила я.
– Да. Я так часто телефон не беру, – осуждение в ее голосе было какое-то не настоящее. Как будто она просто говорит по привычке.
– Надо беречь батарею.
– Связи все равно нет.
– А вдруг мы сейчас поедем? Надо ж будет отписать своим родным, что поезд задерживается. Хотя вряд ли мы поедем куда-нибудь. Но связь в любом случае пригодиться. Когда мы дойдем до места, где она есть.
– Вы знаете, я что-то тоже уже не верю, что мы поедем. Подозрительно тихо в вагоне. Как будто кроме нас и нет никого. Вы говорили, что был шум?
– Да.
– Так может произошла какая авария в поезде и всех эвакуировали. А про нас в спешке забыли? А автоматчик это полиция была.
Я задумалась, очень хотелось поверить в это, но…
– А как же проводница?
– Так напугалась, может напортачила чего. Она ж еще студентка. Молодая-ветер в голове.
Я не знаю, как нужно накосячить, чтобы появился такой ужас в глазах.
Больше ничего не происходило. Мы сидели, вслушиваясь в тишину. Но как только за неизвестным закрылась дверь вагона, тишину ничто не нарушало. Спустя пятнадцать минут безмолвия, я произнесла:
– Хочу еще раз выглянуть в окно.
Аккуратно протиснувшись между полкой и столиком, я отодвинула край занавески. Было уже более-менее светло. Рядом с поездом, насколько хватало глаз, никого не было.
– Нет никого.
– И что это значит?
– Я думаю, уже можно выйти. Как-то нет ощущения опасности больше.
– Ну конечно, – насмешливо произнесла женщина. – Если Вы чувствуете, то можно идти.
Я закатила глаза и ничего не ответила. Зашевелилась Маринка. Открыла глазки и села. Потом опять откинулась на подушку и потянулась.
– Мама, – сказала она.
Это можно было перевести так: холодно, хочу пить и поменяй мне подгузник.
Соседка подняла штору и купе осветилось тусклым зимним светом.
Начав заниматься привычными делами, я тем не менее не забывала про то, в какой ситуации мы оказались. Было две версии происходящего. И обе мне не нравились. И та, что на поезд напали, и та, что произошла авария. В любом случае, мы неизвестно где. Застряли в пустом поезде. Или не в пустом. Что еще хуже.