Пророчество Богов
Шрифт:
– Как только станет известно, что Миа носит твоего ребенка, ты займешь мое место. Тебе уже пора начинать править самостоятельно. Да и я хочу покоя, - усмехнулся скэд.
Лирен продолжал хранить молчание. Он покорно принимал свою судьбу, даже не пытаясь что-то возразить. И только одно обстоятельство раздражало его сверх меры, но и с ним Рэн уже практически смирился.
– Ты помнишь, о чём говориться в пророчестве?
– Даже если бы хотел - не забыл, - съязвил Лирен.
– Нам нужно вернуть то, о чём не помнят даже старейшины. Магия - она позволит нам найти свой мир, где мы
– Мы и тут никого не трогаем.
– Зато все пытаются найти наше слабое место и уничтожить наш вид. Мне надоели войны, я не получаю от них никакого удовлетворения. Я устал отбивать жалкие попытки нападения на свой народ. Представители всех рас видят в нас опасность, и они правы. Мы намного сильнее всех их вместе взятых. Нам не место в этом мире. Даже земля, на которой мы сейчас существуем, принадлежит Светлым эльфам.
Лирен выслушал отца и поделился своими сомнениями:
– Я не уверен, что Миа - это Избранная Богами.
– А я уверен!
– грозно произнес Правитель.
– Или ты можешь мне объяснить причину, по которой у неё изменился цвет глаз? Ты сам знаешь, что у всех нас, исключая тебя, серые со стальным оттенком, но никак не ярко синие как у Миа. Что это, по-твоему, если не Божественное вмешательство?
– Не знаю.
– Тогда и не говори! Только ты и она отличаетесь от всех скэдов. Это о вас говорится в пророчестве. Ваше дитя вернёт нам магию.
Рэн смотрел на отца и отчетливо понимал, что сейчас с Правителем говорить бесполезно. Он настолько сильно верит, а точнее хочет верить, что Миа - Избранная, что готов убить любого, кто в этом усомнится или же попытается его переубедить.
Решив поднять эту тему немного позже, Лирен дослушал пламенную речь Правителя до конца и, извинившись за свои необдуманные слова, откланялся.
Покинув тронный зал, он вышел во внутренний двор и увидел задумчивого брата.
Нир стоял в тени высокого дерева и, хмуро смотря себе под ноги, тёр подбородок.
Задрав голову и взглянув на безоблачное небо, Рэн передернул плечами от мерзкого ощущения надвигающейся беды. С каждой минутой это чувство крепло в нем. Желая отвлечься от своих проблем, он поинтересовался у брата:
– Что заставило тебя оставить свои книги и выйти подышать свежим воздухом?
Ниран вынырнул из своих мыслей и, обернувшись к Рэну, спросил, оставляя его вопрос без ответа:
– Ты помнишь, я говорил тебе о новых заключенных?
– Предположим, - кивнул наследник.
– Среди них есть... ребёнок.
– Не увидев на лице брата ни одной эмоции, он все же пояснил: - То есть как ребёнок, ей лет двадцать не больше и, кстати, она человек.
– И что?
– Неприятный холодок прошелся по спине Рэна, но он не придал этому особого значения.
– Она странная. На неё повесили мощнейшей силы артефакт, сдерживающий магию. Вот только странно, почему она и не пыталась воспользоваться силой, когда её схватили.
– Так может в курсе, что мы защищены от магического воздействия посредством тех же амулетов. Ну, или просто не успела, вовремя не сообразила. Да мало ли почему! Что именно тебя волнует: почему сглупила или откуда в девчонке такая мощь?
– И то и другое, -
– Подожди, - остановил его Лирен.
– Ты спускался в темницы? Видел её?
– Нет. Я не любитель смотреть на то, как ты или Кайя проводите допросы. Нет бы, просто убить, так вы же ломаете личность, и когда остается одна пустая оболочка, наносите последний удар. Порой у меня закрадывается мысль, что вы получаете от этого какое-то удовольствие.
– Так и есть, - не стал кривить душой Лирен.
– Мольбы о пощаде - это музыка для моих ушей.
– Это не нормально.
– Не нормально раз за разом пытаться уничтожить нас, зная наше превосходство. Не нормально подсылать к нам сотни наёмников на верную смерть.
– Я уже говорил отцу, скажу и тебе, - Ниран расправил плечи и с вызовом в стальных глазах заговорил: - Устрашение - не лучший способ, кому-то что-то доказать.
– Но это действует, и ты не можешь этого отрицать. Согласись, что за последние полторы тысячи лет количество храбрых сократилось в разы. Остались единицы, кто считает, что может беспрепятственно попасть к нам и уйти живым, но и они не торопятся проверить свои силы. А почему? Потому что на словах все отважные и непобедимые, а на деле получается иначе. В войне с людьми мы показали, на что способны. Почему это не стало для всех предостережением? Мы не стремимся к мировому господству, не вмешиваемся в конфликты между расами. Всё, чего мы хотим, так это мирного существования. Вот только почему-то никто этого не желает понимать.
– Даже если все это и понимают, то боятся. Ты сам только что сказал: мы показали, на что способны, вот поэтому нас и хотят изжить. Мы угроза, мы чужаки и не вздумай сейчас спорить со мной, - предупреждающе выставил руку вперед Ниран.
– Мы скрываем от всех полный текст пророчества, а почему? Потому что так же боимся. Боимся, что защищая свое, поубиваем не только воинов, но и мирное население. Каким бы жестоким ты не являлся на самом деле, но даже тебе претит убивать беззащитных. С младенчества нам в головы вбивали, что наша территория закрыта для посторонних и чужак подлежит немедленной казни. Мы выросли с этим, и я не могу тебя винить, что ты стал настолько бессердечным по отношению к тем, кто отличается от нас. Но задумайся, к чему все это может привести? Что если мы ошибаемся и Миа не та Избранная Богами? Сколько ещё тысячелетий мы будем вести незримую войну со всеми, охраняя свои тайны? Дождемся ли мы вообще свершения пророчества?
Лирен спокойно выслушал брата и жестко усмехнувшись, произнес:
– Ты всегда отличался от меня большей человечностью, если так можно сказать. Ты во многом прав и всё же, не во всем. Мне плевать, сколько жизней я отниму, защищая свой народ. Если нужно вырезать какую-то деревню или город для спасения хоть одного скэда, я это сделаю. Я не посмотрю, что передо мной беззащитные женщины, дети, старики. Всё зависит от расстановки приоритетов и свои - я уже расставил. Ты можешь считать меня чудовищем и будешь прав в своих мыслях, но я такой, какой есть и ничто не изменит меня.