Пророчество Двух Лун
Шрифт:
Все тело у него ломило, и Гай ощущал, как заботы и усталость минувшего дня переплавляются в его душе в некое необъяснимое веселье. Никогда прежде он не чувствовал себя таким живым.
«Я взрослею, — сонно тянулись в его голове неспешные мысли, — и становлюсь все больше и больше Эльсион Лакар. В эльфах слишком много жизни. Я и раньше не раз думал об этом, но никогда прежде я этим не был… Близость чужой смерти только усиливает чрезмерность моей жизни. Еще одна любопытная особенность. Интересно, она только моя — или
И еще он подумал о женщине, которую крестьяне захватили в лесу. Несомненно, это какая-то знатная дама. Странно, что он никогда не видел ее при дворе. Должно быть, она как раз направлялась к королеве, дабы быть представленной ее величеству.
Загорелая — любопытная особенность. Такой цвет лица бывает у аристократок, которые увлекаются соколиной охотой и верховой ездой. Должно быть, так оно и есть, особенно если вспомнить, с какой бешеной силой она отбивалась от двух мужчин.
Гаю сделалось забавно: он попытался представить себе их завтрашний разговор. Хотелось бы знать, какие мысли бродят сейчас у нее в голове. Можно будет спросить. Наверняка она ответит — она гордая и не станет отмалчиваться. Непременно наговорит ему разных гадостей.
Гай улыбнулся в темноте и провалился в сон.
— Гай! — услышал он знакомый пронзительный голосок.
Крепкие липкие ручки сильно толкали его в бок, тормошили, тянули за волосы.
— Гай! Гай, проснись! Я хочу мое!
Он со стоном приоткрыл глаза.
В темноте, почти совершенно не разгоняя мрак, коптила маленькая масляная лампа. Она освещала только грязную руку: пальцы с черными обломанными ногтями, ссадины, цыпки.
— Что тебе нужно, Хейта? — пробормотал Гай. — Я только что заснул. Давай поболтаем завтра.
— Нет уж, сегодня! — настырно приставала она и, видя, что он снова опускает веки, с силой ткнула его под ребра. — Не спи! Гай!
Он сел, поморгал.
— Поставь лампу на пол, — приказал он. — Из-за этого коптящего уродца я ничего не вижу.
Хейта поставила лампу возле его ноги и растянула рот в плаксивой ухмылке.
— Кто коптящий уродец? Я?
— Нет, лампа.
— Нет, я! Ты меня ненавидишь, да?
— Хейта, я взял тебя в отряд, я не выгнал тебя, даже не заставил умыться. С чего ты вообразила, будто я тебя ненавижу?
— А «уродец»?..
— Я уже сказал, что ты не уродец, — с широченным зевком ответил Гай. — Довольно об этом. Что тебе нужно от меня да еще так срочно?
— Смотри.
Она чуть отодвинулась, и Гай увидел, что среди спящих лежит труп. Хейта, торжествуя, перевернула покойника лицом вверх, и Гай узнал Мельгоса.
— Видишь? — сказала Хейта. — Это их капитан. По одежде понятно и по лицу. Я видала, как он распоряжался: «Вы — сюда, вы — туда, отсюда — стрелять, тут поджигать»…
— Это ты притащила его сюда? — спросил Гай удивленно.
Хейта с торжеством кивнула, и
— Скажи мне, девочка, зачем ты приволокла на себе тяжеленного покойника прямо в комнату, где спит полным полно народу? — осведомился Гай как можно мягче. — Дорогая моя, здесь ведь и без того дышать нечем!
— Я твоя дорогая? — быстро спросила Хейта.
— Вообще-то это было вежливое обращение мужчины к девочке, — сказал Гай. — Но в нашем с тобой случае я действительно считаю тебя весьма дорогой.
Хейта подозрительно надула губы.
— В каком смысле? В смысле цены?
— В том смысле, что ты хорошая, Хейта.
— А! — Она просияла. — Ну, я так и думала. Помнишь, ты мне сказал насчет пращи?
— Насчет пращи?
— Если я убью их командира, ты сделаешь меня своей любовницей.
Гай нахмурился: он и впрямь брякнул что-то в таком роде. Вероятно, счел фразу красивой и подходящей моменту.
— Это их командир, и он мертв, — сказала Хейта.
— Многие после этой ночи мертвы, — заметил Гай.
— Гляди внимательнее. — Хейта подняла лампу с пола и поднесла к телу. Она посветила на лицо Мельгоса, и Гай увидел, что висок Мельгоса проломлен.
— Ты уверена, что это не удар от дубины?
— Нет, — сказала она. — И ты тоже будешь уверен, когда рассмотришь повнимательнее. Это от камня из моей пращи. Я тебе нарочно его оставляю, чтоб без сомнений. Ну так что?
Гай взял ее за руку, слабо сжал горячие пальчики.
— Хейта, — сказал он, — мое слово остается в силе. А сейчас давай спать.
— Обещаешь?
— Я же поклялся.
Она счастливо вздохнула, загасила лампу и юркнула к нему на плащ. Он со вздохом обнял ее и почувствовал, как горячее тельце прикорнуло у него под мышкой.
Талиессин всегда легко засыпал и легко просыпался; поэтому и Гай проснулся первым из всей своей разбойничьей шайки. В комнате, где когда-то пировали друзья короля Гиона, сейчас храпели все, даже бдительный Сиган, даже маленькая Хейта. Молчали лишь двое: Мельгос, потому что был мертв, да вот еще этот непонятный Гай.
Четвертое утро мятежа окончательно похоронило труп изначального бунта. То, что народилось сейчас, больше не имело никакого отношения к возмущенным крестьянам господина Алхвине. Все сделалось серьезней. Этот второй новорожденный был крепче, сильнее, долговечней, и сегодня Гаю предстояло основательно поразмыслить над его судьбой.
Он высвободился из детских объятий Хейты и положил на чумазую ладошку свою застежку от плаща — чтобы девочке не было скучно, если она проснется и увидит, что его нет рядом. Осторожно вышел из комнаты.