Пророчество Луны (др. изд.)
Шрифт:
Стоял апрель, и жаркое солнце светило на невольников, которым некуда было скрыться от палящих лучей. Эмануил, не столь привычный к зною, как Джованни, получил солнечный удар. Обожженная кожа на его лице и плечах приобрела цвет бычьей крови. Когда Жорж, который работал в порту, увидел, в каком ужасном состоянии находится приятель, то немедленно послал за рабом-англичанином, исполнявшим обязанности лекаря. Тот смазал обожженную кожу Эмануил а успокаивающим бальзамом.
Пока врач занимался своим делом, Жорж обратился к Джованни:
— Судя по всему, твой слуга не слишком привычен к жаркому солнцу, и кожа у него слишком светлая. Сомневаюсь, что он родом из Калабрии…
— Ты прав, —
— Он не слишком-то хорошо выучил итальянский.
— Достаточно, чтобы я его понимал.
— Конечно… Но если Ибрагим будет допрашивать вас порознь, постарайтесь, чтобы ваши ответы не противоречили друг другу. Вам придется дорого заплатить, если выяснится, что кое-что в вашем рассказе не соответствует истине.
Джованни молча посмотрел на Жоржа и кивнул.
— Твой друг сегодня уже ничего не сможет делать, — продолжил Жорж. — Но если хочешь немного заработать, я сведу тебя с одним мавром — он мог бы нанять тебя на несколько часов в день для уборки помещений, которые сдает янычарам.
— Было бы неплохо, — ответил Джованни.
Конечно, дополнительная работа его не привлекала, впрочем, перспектива заработать пару монет тоже, но Джованни рассудил, что, может, так он сумеет найти путь к бегству.
Жорж отвел его к янычару по имени Мехмет, толстому, низенькому турку, единственным украшением плоской, квадратной физиономии которого служили тонкие черные усы, закручивающиеся на концах. Он плохо говорил на франко и изъяснялся в основном жестами и гримасами. Мехмет оглядел Джованни со всех сторон, совсем как крестьянин мула перед пахотой, и кивнул. Вскоре к ним присоединился третий раб, голландец по имени Сьорд.
Сопровождаемые турком, трое невольников шагали по касбе, самой старой части города. День близился к вечеру, и вокруг шла оживленная торговля. В маленьких извилистых улочках разносчики наперебой нахваливали свой товар: оливки, яйца, финики, специи, фрукты, благовония, разноцветные ткани, украшения, бурнусы и глиняную посуду, крашеную и некрашеную.
Миновав несколько переулков, четверка прошла через небольшую голубую дверь и оказалась в просторном, но довольно мрачном дворе, который по периметру окружало четырехэтажное здание.
— Это гостевой дом, — шепнул Жорж Джованни, пока турок отлучился на поиски хозяина. — Принадлежит мавру, который сдает янычарам примерно двадцать комнат. А так как он не хочет содержать слишком много рабов, то каждый день через Мехмета нанимает кого-нибудь из нас, чтобы убирать спальни.
Мехмет вернулся с хозяином дома, высоким тощим стариком, который пару секунд разглядывал Джованни. Затем обменялся несколькими фразами с турком. Мехмет сообщил невольникам, что хозяин согласился на пробу нанять Джованни и затем отправился отдыхать в свою комнату, а трое рабов под руководством одного из слуг мавра принялись наводить порядок в комнатах и чистить туалеты. Когда солнце начало садиться и призыв муэдзина разнесся по округе, Мехмет собрал заключенных, дал каждому по четыре мелкие монеты и снова отвел в тюрьму.
Жорж, как обычно, направился в таверну, чтобы пропить свой жалкий заработок, а Джованни пошел в общую спальню узнать о самочувствии Эмануила. Тот ощущал себя разбитым и измученным. Его ожоги все еще болели, но благодаря снадобьям Александра уже не так сильно. Джованни рассказал другу о том, что видел, и поделился впечатлениями о красочных улицах Аль-Джезаира.
Вскоре принесли еду, и им пришлось прервать разговор. Джованни, изголодавшийся после целого дня изнурительной работы, набросился на ломоть хлеба. Хотя спертый воздух
Дни протекали по установленному распорядку. Эмануил не отличался крепким сложением и по-прежнему страдал от солнца. Ему приходилось закрывать голову куском ткани, и он подкупил турка, чтобы тот разрешил ему пить через каждый час. После того как невольники закончили рыть котлован, они стали грузить огромные глыбы камня на телеги, которые потом на мулах волокли в порт. Управляться с огромными тесаными камнями оказалось нелегким делом, которое требовало не только физической силы, но и ловкости — нужно было постоянно следить, чтобы многотонная махина не упала на людей. Во второй половине дня, пока Эмануил отдыхал, Джованни вместе с Жоржем ходили в гостевой дом. Затем трое друзей встречались в таверне, чтобы пропустить стакан вина или местного бренди и поболтать, иногда между собой, а иногда — с другими пленниками разных национальностей. По происхождению все невольники были христианами. Некоторые отказались от своей веры и приняли ислам, чтобы улучшить себе условия жизни. Оставшись рабами, эти ренегаты, как их называли, свободно бродили по городу и разными путями умудрялись зарабатывать на жизнь как в тюрьме, так и за ее пределами. Их не любили ни турки, открыто их презиравшие, ни другие рабы-христиане, которые порицали их за то, что они предали веру своих отцов. В результате большинство ренегатов обладало скверным характером: злобным и вспыльчивым. Именно таким был владелец таверны, испанец неопределенного возраста по имени Мустафа, который день-деньской издевался над своим помощником, юным Пиппо. Джованни жалел мальчика и подозревал, что тот является жертвой гнусных домогательств хозяина. Однажды вечером, когда три друга уселись за стол, он решил поговорить об этом с Жоржем.
— Пиппо такой бледный, и у него печальные глаза. Такое впечатление, что за закрытыми дверями несчастному парнишке приходится терпеть гораздо больше, чем просто окрики и тычки владельца таверны.
— Так оно и есть.
— Что ты имеешь в виду?
— Все знают, что Мустафа проделывает со своим рабом.
Джованни ошеломленно замолчал.
Жорж наклонился к нему и прошептал:
— Он занимается с ним тем, что здесь называют «греховной любовью».
— Ты хочешь сказать, что он состоит с мальчиком в плотской связи?
Жорж кивнул.
— Неужели ничего нельзя сделать, чтобы вытащить беднягу из этого ада?
— Хозяин может поступать с рабом так, как ему заблагорассудится: насиловать, пытать, даже убить. Хотя их религия запрещает греховную любовь, многие хозяева обращаются со своими юными рабами-христианами подобным образом, и здесь ничем не поможешь.
— Это ужасно! — сказал Эмануил.
— Ужасно быть рабом, — продолжил Джованни.
Пиппо принес еще три чаши вина. Джованни внимательно посмотрел на парнишку и дал ему щедрые чаевые. Пиппо благодарно взглянул на него, но в его глазах не было блеска, и улыбка не освещала печальное лицо.
Эмануил решил сменить тему разговора.
Глава 65
— Ты знаешь, сколько здесь нас, рабов? — спросил Эмануил.
— В Алжире у паши около двух тысяч невольников. Именно поэтому Барбаросса построил три большие подземные темницы. Но еще по меньшей мере пятнадцать тысяч рабов принадлежат разным людям в этом городе с восьмидесятитысячным населением. В основном они христиане, но их жизнь гораздо лучше, чем наша. Они живут в хозяйских домах, и с ними хорошо обращаются. Такие рабы даже могут свободно ходить по городу, выполняя поручения хозяина, главное, чтобы успели вернуться домой до наступления темноты.