Пророчество Луны
Шрифт:
Вторая шлюпка, нагруженная ценными трофеями, вернулась на пиратский корабль. Вслед за тем паломники стали свидетелями ужасной сцены. С пиратского судна донеслись душераздирающие вопли.
— Что там происходит? — спросил Джованни. — Крики такие, словно они потрошат друг друга.
— Вряд ли, — ответил моряк. — Похоже, они убивают больных и ослабевших гребцов.
Мрачное предположение вскоре подтвердилось, когда они увидели, как около двадцати тел — в некоторых еще теплилась жизнь — вышвырнули в море.
Эмануил перекрестился.
— Господи, спаси их души!
— И не дай нам занять их место! —
Пираты вскоре вернулись на торговый корабль с двумя пустыми шлюпками. Надсмотрщик над галерными рабами поднялся на борт и вместе с другими разбойниками стал осматривать пассажиров, ища новых гребцов. Воспоминания о жизни на галере нахлынули на Джованни, и холодный пот выступил на его лбу. Нет, ему больше не вынести подобных мучений! Лучше умереть сразу, подумал юноша.
Надсмотрщик приказал молодым людям раздеться и тщательно их осматривал. Время от времени он подавал знак своим спутникам, и тогда пираты хватали кого-нибудь и бросали в шлюпку. Никто не смел сопротивляться, понимая, что его убьют на месте или выкинут за борт, как тех несчастных гребцов. Надсмотрщик дошел до Джованни, осмотрел его с головы до пят и остался доволен. Юноша сильно исхудал за долгие месяцы болезни, но был молод и хорошо сложен. Под взглядом пирата Джованни почувствовал, как кровь стынет у него в жилах. Несколько мгновений надсмотрщик смотрел на юношу, а затем кивнул двум разбойникам, следующим за ним. Один из них схватил Джованни.
— Нет! — закричал тот.
Пират занес дубинку и уже хотел было ударить юношу, но Эмануил остановил его.
— Погоди! Ты делаешь ошибку. Этот человек — дворянин из Калабрии, странствующий под видом скромного паломника. Твой хозяин получит за него хороший выкуп!
Разбойник опустил оружие и бросил угрожающий взгляд на путника.
— Кто ты такой?
— Его слуга. Уверен, хозяин рассердится на меня за то, что я выдал его, но я не могу допустить, чтобы он стал гребцом на галере!
Надсмотрщик еще раз посмотрел на Джованни, послал за другим пиратом, по-видимому из главарей, и все ему рассказал.
— Как тебя зовут? — спросил тот Джованни.
Джованни не медлил ни секунды.
— Джованни Да Скола. Действительно, я дворянин из Кантазаро. Моя семья заплатит за меня и моего слугу большой выкуп.
— А что ты делаешь здесь, на переполненной людьми палубе, одетый как нищий?
— После того как моя мать исцелилась от тяжкой болезни, я поклялся совершить паломничество в Иерусалим. Согласно обету я отправился туда смиренным путником и без денег, взяв с собой только преданного слугу.
Пират долго смотрел юноше в глаза.
— Похоже, ты не лжешь. Я покажу тебя паше, когда придем в порт.
Он кивнул надсмотрщику, который продолжил свой зловещий отбор и вскоре отплыл на пиратскую галеру с двадцатью несчастными. Джованни благодарно сжал руку Эмануила — тот спас юноше жизнь.
В конце концов пираты решили, что захваченное судно поплывет самостоятельно, но с меньшим экипажем. Они оставили на корабле примерно три десятка вооруженных до зубов людей под командованием христианина-ренегата. Ему предстояло доставить судно в Алжир вместе со всем экипажем, товарами и пассажирами, а тем временем пиратская галера продолжит поиски добычи.
Корабль поменял курс и поплыл на запад, к побережью Африки. Жизнь на борту
— Я тоже родился в Калабрии, в районе Реджио. Расскажи мне о тех краях.
— Я из Катанзаро, но, к сожалению, мало ездил по родным местам. По роду занятий мне чаще приходится бывать на севере страны.
Пират молча смотрел на него, несколько недовольный.
— А ты? — торопливо спросил Джованни, опасаясь более подробных расспросов. — Что ты делаешь среди пиратов?
— Мой отец погиб во время одного из набегов Хайраддина, знаменитого Барбароссы, на побережье Калабрии. Меня вместе с матерью и тремя сестрами захватили в плен и сделали рабами. Мне не было и шести. Через несколько лет мне дали возможность принять ислам и обрести свободу. Я согласился и завербовался на корабль под командованием одного из капитанов Барбароссы. Теперь мне двадцать восемь, а я уже первый помощник на галере, той самой, которую ты видел.
— Как тебя зовут?
Пират рассмеялся.
— Багааддин аль-Калабри! Но прошло уже много времени с тех пор, как меня звали моим старым христианским именем!
— Ты помнишь его?
Багааддин посмотрел на Джованни. В его красивых голубых глазах промелькнула печаль, которую, однако, сменил гнев.
— Конечно, но какое тебе дело до этого, христианская собака?
— Ты сам захотел поговорить со мной о своей родной Калабрии. Я думал, ты желаешь вспомнить прошлое.
Пират улыбнулся.
— Ты прав. Мне не следовало выходить из себя. Меня звали Джакомо.
— Как моего брата!
— Неужели? А чем он занимается?
Джованни вынужден был солгать, и лицо его помрачнело.
— Он служит в императорской армии. Мы с ним не виделись уже много лет.
— Ты женат? У тебя есть дети?
— Пока нет. А ты?
— У меня жена и трое детей. Они живут в Аль-Джезаире, который вы называете Алжиром. Хвала Аллаху, я скоро снова их увижу.
— Расскажи мне об Алжире. Он тебе нравится?
Глаза Багааддина загорелись.
— Нравится ли он мне? Ты скоро сам убедишься в его великолепии. Знаешь, хотя этот город и его пираты отняли моего отца и захватили меня в плен, я полюбил Алжир. И ни за что на свете не согласился бы жить в другом месте.
Крик впередсмотрящего прервал его рассказ.
— Прямо по курсу несколько судов!
Ренегат прошел на корму. Корабль продолжал следовать своим путем. Меньше чем через час он проплыл мимо трех венецианских военных галер. На торговом судне все еще был поднят имперский флаг королевства Неаполя и Сицилии. Так как все выглядело вполне обычно, венецианцы просто обратились к капитану торгового судна через рупор, чтобы узнать, все ли в порядке. Багааддин, переодетый в капитанскую одежду, ответил утвердительно, а остальные пираты прятались в трюме. На несколько минут все затаили дыхание, но и моряки, и пассажиры были так напуганы, что никто из них не осмелился крикнуть, что корабль захвачен пиратами. В какой-то миг Джованни хотел было прыгнуть в воду и попытаться доплыть до одной из христианских галер. Но потом решил, что лучше быть проданным на рынке рабов в Алжире, чем попасть в руки венецианцев.