Пророчество о пчелах
Шрифт:
Коридорам нет конца. Университет громадный. Александр Ланжевен поворачивается к Рене и говорит с улыбкой:
– Раз люди готовы платить за такие опыты над собой, то почему бы этим не воспользоваться? Ты всегда был себе на уме. Развлечения, апеллирующие к чувству магического, обречены на успех. Желание верить в чудо – одна из человеческих констант. В нашем мире давно нет колдунов, но людям необходимо грезить. Гипноз – вид колдовства – допустим, более современный…
– Все не так просто…
– Ты хочешь сказать, что всерьез веришь в гипноз?
– Это
Александр Ланжевен останавливается посреди коридора и пристально смотрит на Рене, пытаясь понять, не насмехается ли тот над ним. Но Рене выдерживает его взгляд из-за очков в позолоченной оправе.
– А еще это – способ по-другому подойти к истории, – продолжает молодой человек. – Я применяю гипноз, чтобы посещать другие эпохи, страны и цивилизации, в которых протекали мои прежние жизни.
– Ну что ж, – говорит Александр, возобновляя движение по университетскому коридору, – ты вполне разбираешься в истории, чтобы оживлять при помощи воображения эпизоды прошлого. Но что вселяет в тебя уверенность, что ты реально посещаешь прошлые жизни?
– Количество подробностей и их точность. Когда я оказываюсь в прошлой жизни, я как будто попадаю внутрь кинофильма. Место мне незнакомо, эпоха тоже, я даже своего имени не знаю, зато улавливаю запахи, слышу звуки, мне доступны вкусы, ощущения, эмоции, разнообразная точная информация, доступная проверке и оказывающаяся абсолютно достоверной.
– Тебе не кажется, что все это – всего лишь создаваемая нашим мозгом иллюзия?
– Эти путешествия снабжают меня информацией о жизни простых людей – крестьян, торговцев, ремесленников, солдат, нищих, женщин. Короче, тех, кто не оставил следов, с которыми могли бы поработать историки. Я знаю, что они едят, как хворают исчезнувшими с тех пор болезнями, вижу места, не упомянутые ни в каких исторических книгах. Я сам переживаю голод, эпидемии. Для меня это уже не только слова и даты.
– Правильнее говорить, что ты все это вообразил…
Его не убедить. Я сам-то, если уж на то пошло, еще не до конца уверен.
– Ладно, готов признать, что никогда не достигну полной уверенности в реальном существовании этих жизней. Но эти эксперименты чрезвычайно освежают сознание.
Вот и кабинет президента университета.
Стену украшает десяток боевых мечей разных эпох. Александр Ланжевен коллекционировал старинное оружие еще в студенческие годы Рене. Тут же висят щиты и палицы, стоит манекен с ног до головы в доспехах, с копьем в руке.
– Знаешь, Рене, я искренне рад, что ты заглянул к своему старому преподавателю. Создается впечатление, что студенты университета, завершив учебу, напрочь нас забывают.
– Я знаю, в каком я перед вами долгу.
– Ты – особый случай. Ты был моим лучшим учеником, я этого никогда не забуду. «Учеником» в первоначальном смысле этого слова, то есть человеком, которому я помог подняться [5] .
5
Французские слова 'el`eve (ученик) и s''elever (подниматься) – однокоренные.
Надо было прийти сюда гораздо раньше, чтобы это услышать. Наверное, мне недостает самоуважения. Если честно, я не считал себя достойным такого пути.
– Вы были моим лучшим преподавателем, я очень вам за это признателен, но…
Ланжевен слушает его с улыбкой, играя с разрезным ножом. Внезапно он перебивает его:
– Тем лучше. Признайся, зачем пришел, Рене. Вряд ли просто с невинным намерением повидаться со своим бывшим профессором и поболтать с ним о прежних жизнях, ведь так?
– В результате всевозможных происшествий, поведать вам о которых я еще не успел, я вынужден искать работу. Не могли бы вы взять меня на работу?
– Гипнотизером?
– Преподавателем истории.
Александр Ланжевен откладывает разрезной нож, встает из кресла, подходит к стене, берет шпагу – все это молча.
– Знаю, моя просьба несколько бесцеремонна… – бормочет Рене, слегка напуганный умением своего учителя обращаться со шпагой. – Думаете, это реально?
Александр Ланжевен корчит гримасу и, глядя на клинок, резко отвечает:
– Нет.
Ему нравится то хвалить, то хулить.
– Должность преподавателя исключена. Причин две. Во-первых, сейчас разгар учебного года, а договоры на сентябрь подписываются в июне. Во-вторых, у меня нет бюджета на учреждение новой штатной единицы.
Он вращает шпагой, как будто сражается с невидимым противником.
– Ты огорчен?
– Это еще мягко сказано. Я надеялся на чудо, – признается Рене.
Ланжевен не прекращает размахивать шпагой.
– И правильно делал. Потому что существует еще одно обстоятельство: я люблю принимать невозможные вызовы. Помнишь, как я однажды учил тебя азам фехтования?
Чуть не забыл! Мы пришли в фехтовальный зал, где он показал мне кое-какие приемы… Он был отменным наставником и в этом.
Александр Ланжевен сдергивает со стены вторую шпагу и бросает ее Рене. Тот рефлекторно выбрасывает вперед руку и неуклюже ловит шпагу за рукоять.
– Предлагаю тебе ордалию, «Божий суд», решение которого превосходит все прочие, ибо его исход определяется самим Всевышним. Двустороннюю ордалию, юридическую дуэль, если тебе так больше нравится. Сумеешь меня победить – получишь место штатного лектора. Вести практические занятия не нужно, зарплата выше – и свобода! Какой будет тема твоей первой лекции?