Пророчество Предславы
Шрифт:
— Жаль Скомороха, — сказал княжич. — Тяжело ему придётся теперь.
Многое случилось в пути. Они потеряли лошадей, добыли новых, и опять потеряли. Им приходилось биться с непонятными ватагами и явными разбойниками, ошибочно посчитавшими лёгкой добычей старка и юнца. Много дней спустя, когда они брели уже по родным краям, навстречу им выехал странный отряд.
— Смотри-ка, чародей, твой Игрец, — узнал издалека Борис. — А что за женщина в его седле?
— Это Эрвела, владычица овд, — ответил Сокол и уточнил. — Лесных дев по-вашему. Помнишь сражение у Сосновки? Она была там.
— Да мне не до того было, — произнёс княжич, а разглядев других всадников изумился. — А те двое, вурды, чтоб мне лопнуть!
— Точно, вурды, — подтвердил чародей. — Мои приятели Быстроног и Власорук.
— Хороши же у тебя приятели…
— Тебе они понравятся, — улыбнулся Сокол. — Тот четвёртый Роман. Большущий пройдоха, но тоже мой товарищ. И судя по всему, они ищут меня.
Так и оказалось.
— Мы уже начали беспокоиться, чародей, — сказала Эрвела, как только они поравнялись. — У Мены руки волдырями покрылись, пока она разыскивала тебя ворожбой. Не вдруг удалось.
Сокол представил княжича, которого друзья тоже узнали не сразу — под Сосновкой тогда много всяких князей воевало.
— Ты всё-таки не послушал меня и ввязался в схватку, — продолжила владычица. — Чудо, что жив остался.
— Давай-ка прогуляемся, — предложил Сокол. — Есть о чём поговорить.
Оставив Бориса на вурдов и Рыжего, он прошёлся с Эрвелой вдоль дороги. Рассказал о том, что случилось в Пскове, выслушал, чем колдуны занимаются.
— Мститель? — задумалась овда. — И твой змеевик оказался с ним связан? Этого я и боялась.
— Калика мне кое-что разъяснил насчёт Чернобога.
— Поверил теперь? — усмехнулась Эрвела.
— Имею в виду, — отозвался Сокол. — Калика тоже не знал всего.
Он помолчал, помянув товарища.
— Надеюсь, ты передашь новости Мене и остальным.
— Ты не вернёшься? — нахмурилась владычица.
— Не теперь. В Мещере слишком мало сил, а я боюсь, что большой битвы не избежать. Князь же Константин может поднять несколько тысяч отборных бойцов. Хочу переговорить с ним. Его земель и людей напасть тоже касается.
— Значит в Угарман?
— Значит так.
— Не знаю, чародей, вольному воля. Но я бы на твоём месте поискала племянницу Вихря. Уверена, она сохранила связь с колдуном, а значит, сможет помочь.
— Елена? Что же мешает тебе самой её разыскать?
— Представь себе, мы не можем. Она по-прежнему укрыта от нашего взора. И не только от нашего. Даже Мена почти ничего не смогла сделать.
— А она хоть жива, Елена-то?
— Среди мёртвых её нет. Мена утверждает, что под чужим небом Елена бродит. А большего не знает и она.
Сокол задумался. Потом сказал:
— Даже если Вихрь с Мстителем связан был, то его племянница-то каким боком замешана? А пока её искать будем, время напрасно потеряем. Нет, я в Угарман.
Владычица хотела возразить, но только рукой раздражённо махнула.
Разговор увял, они вернулись к остальным.
Эрвела что-то сказала вурдам на незнакомом княжичу языке, и те бросились освобождать лошадей от поклажи.
— Без владычицы они вряд ли потерпят нас на своих спинах, — пояснил Борису Власорук.
Княжич расстроено взглянул на Эрвелу.
— Ты не поедешь с нами? — спросил
— У меня дела князь. В другой раз поговорим.
Вспрыгнув с седло, она погладила Игреца. Тот коротко всхрапнул, и через мгновение лишь дорожная пыль оседала в том месте, где только что стояли четыре коня.
Глава шестая
Угарман
Липкая удушливая жара нависла над миром, иссушая землю, вместе со всем, что на ней росло и всем, что по ней двигалось. Реки мелели, обнажая веками скрытое дно, мели превращались в острова, острова — в матёрую сушу. Брошенные корабли и лодки, намертво вросшие в песок, покрывали когда-то оживлённые, а теперь замершие великие торговые пути. Вода уходила из колодцев, и люди набирали затхлую и вонючую жижу из лесных болот да поганых оврагов. Но и такой, пополам с грязью, воды оставалось не много. Солнце выжигало всё живое, пока не скрылось за длинными хвостами гари лесных пожаров.
Но никто уже не обращал внимания на свирепую засуху, сулящую полям небывалое бесплодие, на безумные пожары, пожирающие не только леса, но десятки сёл и сотни деревень, вместе со всеми их жителями, домами, скотом. Эти бедствия, которые в иной год посчитались бы карой небесной, которые непременно вошли бы в летописи и сказания, наравне с войнами и деяниями князей, теперь казались сущими пустяками, не стоящими даже случайно оброненного слова в разговоре за кружкой пива.
Шла чёрная смерть. Вот об этом только и думали люди. Какая разница, что вызреет на полях, если по осени на них некому будет выйти? А пожары хотя бы не заставляют страдать несколько дней от кровавого кашля, наблюдая, как умирают вперёд тебя более слабые дети и старики.
В городах наглухо закрывались ворота, не впуская ни единого человека, но смерть находила лазейку, и вот на погост тянулись первые подводы с гробами, а за ними уже выстраивалась бесконечная вереница следующих. И кладбищенские землекопы трудились, не ведая отдыха. Но то было только начало. Очень скоро переставало хватать и гробов и землекопов. И некому становилось хоронить тех, кто уже лишился семей. И трупы с ужасными язвами на лицах валялись посреди улиц, таились в опустевших домах. И тогда, по утрам, монахи волочили людей крючьями на церковный двор. Подле церквей рыли огромные скудельницы и, наскоро отпевая всех скопом, не перечисляя имён, хоронили по нескольку тысяч сложенных рядами тел. А потом приходил черёд монахов и священников. И понимание того, что защиты нет даже для божьих слуг, ввергало людей в безумие. И они бросали всё своё состояние, надевали рубища и ходили по улицам и дорогам, распевая молитвы.
Это бич божий — решила большая часть людей и смирилась с неизбежным концом, а их смирение не позволяло бороться тем, кто пытался бороться.
Но ещё не все земли оказались в объятиях смерти. Она только-только разворачивала свои крылья над миром. До всходных пределов страны доходили пока только жуткие слухи.
Нижний Новгород. Август 6860 года.
Три человека и два вурда ожидали переправы на песчаной косе называемой Стрелкой. На противоположенной стороне Оки, рассекая улицами зелёные холмы, стоял город.