Пророчество
Шрифт:
– Одиннадцать? – проговорил он. – Одиннадцатая прошлой ночью? – Он приветственно махнул Фрэнни левой рукой, едва узнавая ее, и вновь углубился в разговор, задумчиво постукивая по столу указательным пальцем правой руки. – Все те же симптомы? А ветеринар по-прежнему считает, что они сбрасывают молоко?
Она повернулась за помощью к Эдварду, но с удивлением обнаружила, что за ее спиной никого нет. Она думала, что он бежал за ней. Фрэнни распахнула шкафчик. Он был заставлен фарфоровой и стеклянной посудой. Она захлопнула его и заглянула в следующий,
– Так у ветеринара есть какие-нибудь идеи? – совершенно спокойно произнес Оливер.
Она рванула на себя следующую дверцу; перед глазами у нее стояла пелена. На полке был миксер с приставками к нему. Фрэнни еще крепче сжала зубами скомканный носовой платок и с трудом выдавила из себя невнятный звук.
– Чарльз, подожди, – произнес Оливер. – Фрэнни, что случилось?
Она была в отчаянии, не понимая, как он может не замечать ее страданий.
– Укфууф. – Слова не могли пробиться сквозь платок.
Он внимательно посмотрел на нее и заволновался.
– Укфуф, – повторила она, покачнувшись в сторону шкафов. Повернувшись в Оливеру, Фрэнни посмотрела на него умоляющими глазами.
– Извини, Чарльз. Я перезвоню попозже.
Она распахивала все шкафы, оставляя дверцы открытыми. Фарфор… чашки… сковородки… и наконец бутылочки. Пикули, кетчуп, уорчестерский соус, соевый соус, оливковое масло. Уксус. Она протянула руку. Там было три сорта: светлый уксус, яблочный уксус, темно-коричневый. Фрэнни схватила темный, вытащила платок изо рта, отвинтила пробку бутылочки, опрокинула ее на платок и запихнула мокрый платок обратно в рот.
Кислота ударила ей в нос, и ей пришлось закрыть глаза. Она выплюнула платок в руку, пошатнувшись, сделала шаг к раковине и закашлялась, склонившись над ней. Стальная раковина и краны завертелись вокруг нее, словно на колесиках. Ладонь Оливера легла ей на плечо.
– В чем дело, Фрэнни? Что случилось?
Она подняла глаза, пытаясь что-нибудь проговорить, но язык распух во рту, а губы едва двигались.
– Эсса, – выдохнула она и закрыла глаза.
Когда Фрэнни открыла их, Оливер, держа ее лицо в ладонях, изучал рот изнутри.
Она пошевелила губами, потом оттянула нижнюю.
– Эсса-а. Ж-жал-лил-ла. В с-сли-иве.
– Оса? Ужалила тебя?
Фрэнни лихорадочно закивала, показывая на два пятнышка на губе и языке.
– В язык? О господи! Ты наткнулась на гнездо? – Его лицо перекосилось от ужаса, а васильковые глаза, казалось, поменяли свой цвет.
Она судорожно вдохнула, сомкнув веки, потом резко выдохнула. Оливер молча терпел это шестьдесят секунд, потом произнес:
– Я отвезу тебя в больницу. У меня наверху есть средство от укусов, но оно не предназначено для рта. – Он осторожно раздвинул ее губы и заглянул внутрь. Потом посмотрел на часы на стене. – Хотя нет. Может быть, быстрее будет вызвать
Фрэнни открыла глаза. Вкус уксуса вызывал у нее тошноту, и она наклонилась над раковиной, уставившись на картофельные очистки, морковные хвостики и чайную ложку, испачканную кофейной гущей. Огонь во рту разгорался все сильнее. Она прополоскала рот холодной водой, но от этого стало только хуже.
Фрэнни уловила свое отражение в блестящей поверхности чайника и попыталась рассмотреть следы укусов, но отражение было слишком искажено. Она вспомнила, что в холле есть зеркало, и направилась туда.
В полумраке ее кожа выглядела бледной и безжизненной. Тушь стекала черными струйками по левой щеке, но Фрэнни не замечала этого. Наклонившись поближе к зеркалу, она удивленно заметила, что губа почти совсем не опухла, лишь чуть-чуть отекла. Она выпятила ее и обнаружила две почти незаметные крошечные красные точки. Высунув язык, Фрэнни разглядела всего лишь небольшое красное пятнышко, похожее на язву.
Она запихнула платок обратно в рот; жжение лишь чуть-чуть утихло, а от уксуса из ее глаз вновь потекли слезы. Вытерев их рукавом, она, неуклюже наталкиваясь на стены, направилась обратно в кухню, уронив по дороге несколько картин.
– Хорошо? – говорил Оливер в трубку, когда она вошла. – Ей ужасно больно.
Она села напротив него. Слеза капнула на страницу «Мейл он санди», расплывшись серым пятнышком. «Буш принимает жесткие меры», – гласил намокший заголовок. Ей тоже хотелось стать жесткой, заставить себя успокоиться, перестать плакать.
Оливер повесил трубку.
– Он будет здесь через десять минут – он живет в Глайнде. Он сказал, что уксус – действительно лучшее средство.
Фрэнни, закрыв глаза, с благодарностью кивнула.
Он снова внимательно осмотрел ее рот.
– У тебя нет аллергии на укусы ос?
Она покачала головой.
– Язык не опух. Ты можешь дышать нормально?
Она кивнула.
Он обнял ее за плечи, крепко прижав к себе, и поцеловал в макушку.
– Мне так жаль. Ужасно. Это был плохой год, осы совсем замучили нас.
Подняв на него глаза, Фрэнни увидела, что он глядит на нее с тревогой. Оливер внимательно рассматривал ее лицо не в поисках укусов, а пытаясь прочесть, о чем она думает. Потом вдруг его внимание переключилось, и Фрэнни, недоумевая, повернула голову.
Эдвард ввалился в дверь с корзиной, полной слив. Его лицо от напряжения покраснело, мальчик с гордостью протянул корзину отцу.
– Смотри, сколько я набрал, папа!
– Фрэнни укусила оса, – произнес Оливер ледяным голосом.
Эдвард выглядел ошеломленным. Он уронил корзинку на пол, не обращая внимания, что из нее посыпались сливы, и кинулся к Фрэнни:
– Нет, Фрэнни! Осы! С тобой все в порядке? – Он заглянул ей в лицо; в широко раскрытых глаза читалось такое отчаяние, что она подумала, будто мальчик сейчас заплачет. – Куда?