Пророк Темного мира
Шрифт:
И Теребенька исчез — будто его и не было.
Погрузка навоза закончилась. Работники на руках поднимали смердунов и запускали их в пузырь. По шерсти зверьков побежало знакомое радужное сияние. В стороне двое мужиков собирали вилы и лопаты.
— Не звякать, не звякать, руки переломаю! — ярился старшой. — В Калязинке вот так звякнули, одна искра — и цельное городище спалилось! Ну, всех подсадили? Затягивай!
Упершись в слеги, мужики принялись крутить ворот, стягивая горловину пузыря. За
— Ветрило цепляй! — распоряжался старшой. — Коня к отправке! Эй, чистуны, плешь ослобоните!
— Грузись, братие! — скомандовал дружинникам Зубан. Тамару Подтолкнули к свисавшей с борта коня лестнице. Итер уже карабкался наверх, Мыря сопел позади. Городской старшина в стороне улыбался, о чем-то переговариваясь с дьяками.
Поднявшись на палубу, Тамара оглядела городище, людей внизу и облегченно вдохнула. Свежий ветер разогнал вонь, надул парус, зашумел кормовыми ветвями.
— Ну, Всеблагой Отец тебе в помощь, Зубан! — крикнул Гнатило. Толпа завопила, в воздух полетели шапки, рукавицы. Конь вздрогнул, заскрипел, чуть скособочился — и сдвинулся с места, постепенно набирая ход. Поплыли мимо крыши, башни, терема, стена со стражей — и Покровское городище осталось позади. Конь по широченному мосту миновал реку и пошел в подъем.
«Никогда по своей воле сюда не вернусь! — решила Тамара. — Как там сказал Теребенька? Каменный урман. Кликуша какая-то… Надо бы узнать, кто это».
Первый день пути прошел гладко. «Гиблец» бодро тянулся за высоко поднявшимся пузырем. Вокруг расстилались обжитые земли — пашни, покосы со стогами сена, деревни. Всюду ощущалось присутствие человека. Тамара видела то стадо, выгнанное на последнюю в этом году травку, то рыбаков с неводом на реке, то вереницу телег с дровами. Над крышами домов вились дымки, в рощах стучали топоры и вжикали пилы.
Вечером, когда солнце алым колесом укатилось в закатную дымку, окрасив небеса кровавым заревом, конь подъехал к заставе. Крепость, а точнее, острог — две квадратные низкие башни в кольце частокола — стерегла границу земель Покровского удела. Стояла застава на голой вершине скособоченного холма, наполовину съеденного оврагом. Путеводная плешь уходила дальше, в леса.
С башни коня окликнули. Зубан велел поднять свой личный стяг, протрубил в рог. На заставе поднялся переполох, ворота отворились, и к «Гиблецу» устремилось несколько всадников.
— Помощи не надо ль? — привстав на стременах, спросил один из них, рослый воин в красном плаще.
— Не надо, — степенно ответил с борта Брекатило. — Лебонтий, как застава?
— Все спокойно! — зычно выкрикнул заставный голова. — Доброго пути, скорого возвертания!
Дружинники на коне одобрительно закричали. Мыря
— Вот и пустоземье началось. Пора, однако…
— Что «пора»? — встрепенулась Тамара.
— Двигать надо. Боюсь я, у князя нас пампушками потчевать не станут.
Итер удивленно поднял голову, посмотрел на незнатя, но ничего не сказал.
— Вот только куда податься… — продолжил рассуждать Мыря. — К какой силе прислониться?
— Мне тут посоветовали к какой-то женщине обратиться. — Тамара помахала в воздухе растопыренной ладошкой. — Она, наверное, ясновидящая. Говорят, про все-все знает.
— И где ж такая обитает?
— Каменный… урган? Урбан? Гурман? — Тамара пожала плечиками. — Забыла! Чего-то каменное…
— Урман, — глухо сказал итер. — Каменный урман. А живет там кликуша Зажилиха, ее еще Чистоворотью зовут. Только…
— Что — «только»? — немедленно вцепилась в слово Тамара. — Ну, Договаривай!
— Только не утечь вам с коня. Двадцать дружинников, да у Брекатила заклятие какое-то в кисете — даровень незнатский. Зряшный разговор. Спать давайте.
— А что кликуша — и впрямь будущее может предсказать? — словно бы и не слыша последних слов итера, спросила девушка.
— Мочь-то она может… Не, зряшный разговор. Подсадный.
Мыря полыхнул на Тамару кошачьим глазом, бочком передвинулся к парню:
— Ты, молодец, дорогу-то в этот урман знаешь?
— Может, и знаю, — неопределенно протянул тот, отворачиваясь к стене, — только незнатю слова не скажу.
— Ну и ладно, — кивнул домовой. — Утро нас рассудит…
Они вскоре уснули, а Тамара еще долго лежала в наполненном скрипами и древесными стонами полумраке, прислушивалась к смеху дружинников над головой и думала о маме, о доме, о Москве…
…Незнать проснулся первым. Потянувшись, он тихо выбрался из клетушки и по суковатой сходне поднялся на палубу, поеживаясь от утренней свежести. Здесь уже было людно.
Низкий, мусорный лес, ползущий за бортами коня, серебрился инеем. Небо сплошь затянули облака. Дали тонули в дымке. Где-то трубили лоси, одиноко расхохоталась в зарослях сойка.
На большой куче песка в носовой части коня горел костер. Над огнем висели два артельных котла, в одном варился кулеш, в другом побулькивал сбитень. Дружинники сгрудились у живого пламени, грели руки, переговаривались.