Прорвёмся, опера! Книга 3
Шрифт:
– Вот как знал, – сказал дядя Витя, крутя в руках советскую фуражку, – вот как знал, что там такой хитрый хрен ходил, стариков обманывал. И вот, попался.
Он попытался в шутку надеть фуражку на Сан Саныча, но пёс не понял, что от него требуется, так что головный убор упал на пол.
– Ладно, – отец отряхнул куртку. – У меня тут дело срочное, если что, мои мужики здесь, а я уеду ненадолго в одно место. А этого убийцу – колоть надо.
– Никого я не убивал! – заявил Прохоров. – Это сначала Кадет взял в банду Ганса, а тот вообще отморозок был конченный, я и ушёл! Отвечаю! Потом сам Кадет
– Давай сначала, – я наклонился к нему ниже. – Но если что, вот это – детектор лжи. Соврёшь – он это распознает.
Сан Саныч оглушительно гавкнул, а Прохоров принялся торопливо излагать. Про всё это он уже так или иначе сказал, просто сейчас это звучало упорядочено.
Про квартиры он рассказывал, как они отжимали их втроём – сам Прохоров, Кадет и брат Кадета – Ушастый. Это братья Кадочниковы, жители посёлка близ нашего города. Ещё был Дюха, у которого водились контакты в больнице, куда отправляли стариков перед оформлением, чтобы там не задавали лишних вопросов.
Кадет сам находил квартиры с пенсионерами, давал указания Прохорову начинать обработку клиента, а потом подключался с братом, тем более, оба Кадочникова прилично выглядели и никогда не сидели.
Потом в какой-то момент в банде появился Ганс, мокрушник, который первого же клиента просто грохнул, заколов ножом, а потом зарезал и Дюху, когда тот после увиденного оказался в поле зрения РУОП и чуть им всё не рассказал. Но не успел – Ганс его нашёл и прикончил, а труп бросили в реку.
Вскоре Ганс подтянул Сёму и ещё кого-то, отморозков похуже. Прохоров, по его словам, не захотел связываться с мокрухами и свалил из города в область, Кадет с братом уехали чуть позже.
Учитывая, что в нас Прохоров собирался стрелять без лишних прелюдий, я не поверил, что ему так уж противны были убийства. Скорее всего, он испугался не мокрух, а самого Ганса, который был скор на расправу и вполне мог отправить жулика вслед за Дюхой.
И дальше начиналось интересное.
– Кадет ко мне пришёл недавно, – жулик в советской милицейской форме уже, кажется, устал говорить, но продолжал. – Говорит, снова с хатами хочет связываться, контакты, говорит, надыбал надёжные. А я спрашиваю, что с Гансом? А тот показывает, что типа хана ему, – он провёл перевязанной рукой поперёк горла. – И, говорит, намётки есть на дальнейшую работу, но сначала надо будет хвосты зачистить. Говорит, сообщник есть, мент, которого прижали, надо его спасать.
– И что дальше? – спросил я.
Я старался не показывать, что эта часть информации особо ценна – пусть излагает, а там посмотрим.
– Поехали с ним на квартиру уже тем вечером, – продолжал Прохоров. – Там кошка ещё была, её Кадет пнул…
– Гад твой Кадет, – с чувством сказал Василий Иванович. – Пну ему, как достану…
– Ну это, – жулик растерялся, – короче, там менты были.
– Какие? – строго спросил дядя Витя. – Говори, едрить тебя за ногу.
– Один мент, я не помню точно, Кузьмичёв или Кузькин…
– Кузьмин? – вставил я. – Борис Кузьмин?
– Да-да, он. Второй – следак прокурорский, не помню, как фамилия, – он наморщил лоб.
– Рудаков? – напирал дядя Витя.
– Да не помню, не знал я его! Я же не
– Кто именно? – спросил я. – Кто именно должен всё разрулить?
– Не знаю. Звонили они куда-то постоянно, всё спрашивали, на пейджер сообщения диктовали, им кто-то звонил. Потом пришёл мужик толстый, со стволом, давай на следака давить, что всё знает и о Гансе, и о материалах отказных, и про мента тоже, и, типа, всех прижучим. Тот ему сам давай угрожать, стулом гремел, то сядет, то опять ходит. А Кузьмичёв нам… Кузьмин то есть, он говорил, это ещё раньше, кресло на середину комнаты вытащить. Вот мы на кухне ждали, Кузьмин в туалете, потом прошёл в прихожку – и хрясь этого мужика в затылок с коридора! Бах! И…
Он крикнул это слишком громко, и Сан Саныч зарычал. Прохоров вздрогнул.
– Короче, выхожу, трупешник в кресле лежит, и всё в кровище! Кадет спрашивает, мол, тащить его наружу? И меня ещё пихает в плечо, чтобы я труп на себе волок. А Кузьме мобила позвонила, он взял…
Мобилы у Кузьмина при себе не было, только пейджер, но дальше речь шла про это.
– Короче, он мобилу сунул Кадету, велел нам этого следака, который в хате жил, увезти и на дачке спрятать, а нам сказал, что если расскажем кому об этом, сам закопает нас. И остался на хате, ждал кого-то. А мы увезли следака на дачу, уехали сами. Потом Кадет говорит, скоро дело будет, готовься мол, форму постирай-погладь. Потом у него брата в больницу, говорит, увезли, ногу гвоздём пропорол, каждый день туда ездил, я его на машине возил. Ну и это, один раз Кадет злой оттуда вернулся, говорит, будем скоро хату отрабатывать, как раньше. Вот я и достал старую форму из шкафа…
Говорил он так долго, что даже отец успел вернуться и дослушать окончание допроса.
– Где этот Кадет живёт? – спросил он.
– Так это, на улице Калинина, в двухэтажках, в тринадцатом доме.
– Надо брать, – заключил я, когда Толик увёл Прохорова в изолятор, и оглядел остальных.
– Без базара, Паха, ты прав, – кивнул Сафин. – Уйдут ещё, а они же мокрушники, Кадет уж точно. Как соучастники пойдут, и прекрасно это понимают. Так что сопротивляться будут.
Он всё это время сидел на подоконнике, задумчиво глядя на жулика, но теперь, когда тот стул опустел, спрыгнул, отряхнул штаны и проверил пистолет в кобуре.
– Пойду по кабинетам, мужиков соберу, кто есть, – Руслан направился к выходу. – Потом к Косте Игнатенко, если он на месте. Андрюха, – он глянул на Якута, – будь другом, накидай пока рапорта на получение оружия, автоматы возьмем под это дело. Костя поставит закорючку, я договорюсь.
Сафин бросился к Игнатенко, заместителю начальника ГОВД, он же начальник криминальной милиции, чтобы тот завизировал рапорта. Костя оказался на месте, как всегда курил и пил литрами кофе. Должность у него непыльная – прослойка между начальником ГОВД и оперативными подразделениями (УГРО и ОБЭП). Он охотно поставил подписи под рапорт. Ещё требуется подпись начальника УГРО, но её поставит сам Сафин, как его зам.